Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

Тютчев находил у монарха именно и только "проблески". И он все более прочно убеждался в том, что существующая государственность неотвратимо идет к гибели, что "дух", который давал ей жизнь, скажем, во времена Петра Великого, бесповоротно отлетел от нее. 27 марта 1871 года поэт написал дочери Екатерине о своем восприятии церемоний в Зимнем дворце:

"Человек, старея, делается своей собственной карикатурой. То же происходит и с вещами самыми священными, с верованиями самыми светлыми; когда дух, животворящий их, отлетел, они становятся пародией на самих себя. Но, - заключал Тютчев, - современный мир вступил в такую фазу своего существования, когда живая жизнь в конце концов восторжествует над омертвевшими формами".

В целом ряде поздних высказываний поэт недвусмысленно предрекал победу революции в России. Так, в том же 1871 году (письмо Ивану Аксакову от 7 мая) он говорит, прибегая к привычной тогда фразеологии: "Блаженны нигилисты, тии бо наследят землю до поры, до времени".

В революции поэт видит своего рода высший суд над всем тем, что совершается в его время. "Любопытно было бы посмотреть, - пишет он дочери Екатерине 7 сентября 1871 года, - в каком мы окажемся положении, когда от нас в будущем, быть может, не таком уж далеком, потребуют отчет за все срывы и неудачи, в которых мы повинны".

Не занимая сколько-нибудь ответственных политических должностей, Тютчев все же никак не снимал с себя полноты ответственности за судьбу России. В 1867 году он писал, что "в наше время главная ответственность лежит на обществе, а не на правительстве". Поэт отнюдь не склонен был преувеличивать значение и роль своей политической деятельности. Он сказал (в письме к Анне от 3 апреля 1870 года): "Если то, что мы делаем, ненароком окажется историей, то уж, конечно, помимо нашей воли". Впрочем, он тут же глубоко осмыслил историческое творчество личности: "И, однако, это история, только делается она тем же способом, каким на фабрике ткутся гобелены, и рабочий видит лишь изнанку ткани, над которой он трудится".

Нет сомнения, что Тютчев обладал способностью видеть подчас не только "изнанку", но и подлинные черты сегодняшнего исторического движения, хотя сам он заметил в том же письме, что иногда "это движение ощутимо не более, чем движение Земли". Может показаться неожиданным, даже в каком-то смысле противоестественным, что гениальный поэт чуть ли не целиком отдает свои последние годы политической деятельности. Но дело все-таки обстояло именно так. Обретя к середине 60-х годов немалые возможности для действия на этом поприще, Тютчев все глубже и полнее уходит в политику. Еще в 1862 году (15 ноября) его дочь Мария писала: "Мы бываем перенасыщены политическими новостями за те часы, что папа проводит дома". Правда, через месяц, 15 декабря, Мария запишет: "Папа вернулся домой рано, и остальная часть вечера до часу пополуночи прошла в чтении стихов". Таким образом, Тютчев тогда еще делил себя между политикой и поэзией. Но позднее поэзия явно отходит на второй план.

Конечно, и в последние годы Тютчев создал десяток с лишним стихотворений, принадлежащих к вершинам его лирики, но характерно уже то, что все они, кроме двух ("Умом Россию не понять..." и "Я встретил вас - и все былое..."), были опубликованы лишь после его кончины. Не менее характерно, что Тютчев в эти годы постоянно писал и тут же публиковал чисто "политические" стихи: в 1865-1873 годах появилось- главным образом, в газетах - около сорока таких стихотворений.

Нельзя не сказать в связи с этим, что в последние годы жизни Тютчева поэзия, вызывавшая достаточно широкое внимание в конце 50-х - начале 60-х годов (когда русская литература переживала своего рода поэтическую эпоху), была оттеснена с литературной авансцены. Начинается долгое полное господство прозы и публицистики, Тютчев это видел со всей ясностью. Он писал в 1868 году:

В наш век стихи живут два-три мгновенья,

Родились утром, к вечеру умрут...

В этом самом году Иван Аксаков предпринял новое издание книги стихотворений Тютчева (всего лишь второй при его жизни!). Поэт, как он сам признал "дал свое согласие из чувства лени и безразличия". Но он целиком и полностью устранился от подготовки издания. Иван Аксаков сетовал впоследствии: "Не было никакой возможности достать подлинников руки поэта для стихотворений еще не напечатанных, ни убедить его просмотреть эти пьесы в тех копиях, которые удалось добыть частью от разных членов его семейства, частью от посторонних".

После выхода книги в свет Тютчев отозвался о ней как о "весьма ненужном и весьма бесполезном издании". И в определенном смысле он был прав. Если первая книга поэта вызвала, как мы знаем, более двадцати печатных откликов (в том числе пространные статьи) и весьма широкий читательский резонанс, вторая удостоилась всего двух кратких рецензий и много лет оставалась нераспроданной.