Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

Так Пушкин в сентябре - октябре 1826 года встретился с любомудрами. Он почти не расставался с ними до мая 1827 года, когда уехал в Петербург. Уже из перечня собравшихся у Хомякова ясно, что Пушкин тогда узнал почти всех молодых людей этого круга (Погодин, кстати, не упомянул присутствовавших на обеде Андросова, Максимовича, Андрея Муравьева, Путяту). В Москве не оказалось только двух выдающихся представителей нового поколения Владимира Одоевского (он незадолго до того переехал в Петербург, где Пушкин и познакомится с ним в конце 1827-го - начале 1828 года) и Тютчева, который был в Мюнхене. Нет сомнения, что, окажись Тютчев в те месяцы в Москве, он встречал бы Пушкина так же, как Киреевские и Веневитинов, Хомяков и Погодин.

Но мы знаем, что всего за четыре года до того Тютчев расстался с близким своим сотоварищем Погодиным, а спустя три года он как друзей принимал в Мюнхене братьев Киреевских. Хорошо известно, что Пушкин постоянно присутствовал в разговорах юного Тютчева с Погодиным. И есть все основания полагать, что с братьями Киреевскими Тютчев говорил и о Пушкине, и о столь волнующей встрече любомудров с ним (речь идет, конечно, не просто о самом факте встречи, но об ее духовно-историческом значении).

Когда Петр Киреевский в конце лета 1829 года собирался в Мюнхен, его мать А.П.Елагина писала Жуковскому: "Немецкий университет будет для него полезен, и Мюнхен выбрала потому, что там живет Тютчев, женатый молодой человек, очень хороший, - он там при посольстве; а я с отцом его и со всею семьею коротко знакома". Петр вскоре сообщил из Мюнхена: "У Тютчевых... я бываю непременно раза два в неделю и люблю его", а несколько позднее отметил: "Мы... сошлись как нельзя лучше". 5 (17) апреля 1830 года в Мюнхен приехал и Иван Киреевский; на другой же день, пришедшийся на Пасху, братья обедали у Тютчева.

Хотя Иван Киреевский пробыл за границей менее года, он все же в одном из писем к родителям (от 5 августа 1830-го) не удержался от такой просьбы: "Пришлите непременно... что есть нового Пушкина... и, если можно, хотя предисловие к "Борису" (которое, между прочим, Пушкин только начал писать в 1828 году и не пошел далее набросков, - но Киреевский этого не знал).

Словом, невозможно даже представить себе, чтобы творчество Пушкина не оказалось в центре бесед Тютчева и Киреевских (стоит отметить, что Иван Гагарин, который постоянно общался с Тютчевым в 1833-1835 годах, свидетельствовал: "Мы часто говорили о месте, занимаемом Пушкиным в поэтическом мире"). В частности, Иван Киреевский, конечно же, преподнес Тютчеву свои статьи "Нечто о характере поэзии Пушкина" ("Московский вестник", ?6 за 1828 год) и "Обозрение русской словесности 1829 года" (альманах "Денница"; статья в значительной мере посвящена Пушкину, и в ней упомянут сам Тютчев).

Все это позволяет сделать вывод, что Тютчев, не участвовавший в чрезвычайно значительной встрече любомудров с Пушкиным, достаточно хорошо знал о ней. При этом особенно плодотворным было то обстоятельство, что вестниками этой встречи для Тютчева оказались Киреевские.

Ибо между многими любомудрами и Пушкиным после столь обещающей встречи возникли и некоторое время даже нарастали и обострялись определенные трения, - по это никак не касалось Ивана Киреевского. Когда 17 февраля 1831 года, накануне свадьбы с Наталией Гончаровой, Пушкин устроил в своей арбатской квартире мальчишник, из любомудров он пригласил именно Ивана Киреевского (почти все остальные гости были друзьями Пушкина с юных лет Вяземский, Нащокин, Боратынский, Денис Давыдов, Верстовский и др.).

Но неизбежное все же произошло: разнонаправленные воли Пушкина и любомудров пришли в определенное столкновение. Положение осложнялось тем, что Пушкин по праву чувствовал себя зрелым вождем литературы, который имеет все основания направлять молодежь.

9 ноября 1826 года, когда уже был решен вопрос об издании "Московского вестника" под редакцией Погодина, Пушкин писал Вяземскому: "...нам надо завладеть... журналом и царствовать самовластно и единовластно... Впрочем, ничего не ушло. Может быть, не Погодин, а я буду хозяином нового журнала". В феврале 1827 года Пушкин пишет Василию Туманскому: "Погодин не что иное, как имя, звук пустой - дух же я".

Однако довольно быстро выяснилось, что многие любомудры не согласны с этим. И дело было вовсе не в том, что они недооценивали Пушкина. Дмитрий Веневитинов писал о только что появившейся в первом выпуске "Московского вестника" сцепе в келье Чудова монастыря из "Бориса Годунова": "Эта сцена, поразительная по своей простоте и энергии, может быть смело поставлена наряду со всем, что есть лучшего у Шекспира и Гете".

(Кстати сказать, через четверть века, 5 января 1853 года, дочь Тютчева Дарья сообщит сестре Анне в письме из Овстуга: "Вечером папа читал нам "Бориса Годунова", и читал так хороню, что я позабыла о своем огорчении", речь шла о разлуке с Анной, которая уехала в Петербург утром того же дня, и письмо было послано как бы вдогон любимой сестре.)