Пророк

— А что ж вы деревенскому сходу не предложили другого закупщика, если у него цены выше? — спросил я.

— Так ведь ваши-то закупщики вперед платят, — смутился Федор, — остальные-то по поставке. А сеять на какие деньги? В банк сунешься — там землю и дом заложить велят, а случись неурожай, так что же мне, по миру идти?

— Так чем вы недовольны, Федор? Моя закупочная компания кредитует вас без залогов, соглашается на погашение долга в счет урожаев будущих лет, платит проценты банку, несет риски, а вы не теряете имущество. Вот поэтому ее закупочная цена и ниже, чем у конкурентов. Так ведь зато и вы можете спокойно работать и не печалиться о будущем. К тому же вам не возбраняется взять у меня землю в аренду, увеличить оборот и свою прибыль.

— А почему ты, князь Юсупов, владеешь землями, которых взглядом не окинешь, а у меня, Федьки Кузнецова, надел такой, что семья с него едва кормится? — глаза Федора налились кровью, и он двинулся на меня. Тщедушный староста попытался преградить парню дорогу, но тот его как будто и не заметил. — Почему ты миллионами ворочаешь, а я тысчонку сберегаю, чтоб на Рождество семью в Москву свозить? Почему ты на «Руссобалтах» разъезжаешь, а я старый «Опель» починяю? Чем ты лучше меня? Отчего у тебя с рождения все, а у меня шиш с маслом?

Я холодно посмотрел в глаза собеседнику, и тот застыл на месте.

— Ты гражданин самой богатой и самой сильной страны мира, — тихо произнес я в нависшей тишине. — Это не шиш с маслом. За это поколения твоих предков кровь и пот лили. Твой месячный доход равен доходу целой деревни в какой-нибудь Бразилии или на Сицилии. А те же сицилийцы куда как богаче эфиопов, но знать об этом не хотят, а завидуют Федьке Кузнецову из Горелово. Так и будем друг друга достатком попрекать? Всегда есть те, кто живут хуже и лучше тебя. А то, что люди в неравенстве рождаются, так от века заведено, и не нам с тобой это менять. Мои предки за свои поместья службу служили, на благо отечества работали. Не только ради себя, а и чтобы детям своим добро передать. И ты своим детям хороший надел и богатый дом передать хочешь. Так не сетуй на судьбу, а работай, учись, детей в люди выводи. Сможешь на деревне богатейшим стать — кто тебя попрекать начнет? Чего ты хочешь от меня? Чтобы я раздал свое имущество таким, как ты? Могу. А что проку? Не ценит человек того, что даром получает, как ты не ценишь то, что от рождения имеешь. Богатство, которое без труда досталось, не вверх человека поднимает, а вниз тянет. Дам я тебе миллион, так ты и вовсе работать бросишь. Вижу, что бросишь. Вот сегодня праздник церковный, так почему ты не в церкви и не с семьей? А нет праздника, так почему не учишься, как со своего клочка земли большой урожай получить? Я же когда через деревню ехал, видел, что за трактора и сеялки в ангарах стоят. Прошлый век: топливо жрут, зерно разбазаривают. Почему не взял у меня в имении новую технику? Учиться надо, Федор, работать, любить свою семью и уважать соседей — а ты вместо этого кровь свою и чужую льешь в пустой потехе. Да будь ты хоть и сам князем, с такой жизнью все одно бедняком помрешь.

— Ох, хитры вы, баре, — набычился Федор. — И складно ты, князь, говоришь, а все не так получается. Я одно знаю: барин завсегда мужика облапошит. Не ровня мы вам. А вот ты, коль такой умный, встал бы в стенку с мужиками али против меня одного. Вот бы и посмотрели, кому что от бога дано.

— Да что ж ты, Федор, деревню нашу позоришь! — жалобно пискнул староста.

— Ну, если у человека кулаки чешутся, то словами его не успокоишь, — усмехнулся я. — Изволь, Федор. Только я ведь тебе и впрямь не ровня, сам за целую стенку постоять могу. Отчего б тебе не собрать таких, как ты, да и не выйти на меня разом? А я, чтоб интересней было, тому, кто меня положит, завтра же миллион рублей уплачу — но с условием! — предостерегающе поднял я руку, упреждая гомон толпы. — Те, кого я положу, учиться поедут, в сельскохозяйственный институт. Стипендию назначу, семьи ваши в обиду не дам, но кто диплом получить не захочет или не сможет, тот мне миллион уплатить должен будет. Согласны?

По толпе пробежал ропот.

— Ох, Сашенька... — Юля вцепилась мне в локоть.

— Я же тебе говорю, что если у человека кулаки чешутся, его не остановить, — тихо ответил ей я, высвобождая руку.

— Но если ты откажешься, крестьяне сами не пустят Федора в драку.

— А кто говорил про Федора?

Меж тем вокруг Федора собралась компания из десятка парней, и между ними завязался оживленный спор. Толпа гудела.

— Ваша светлость, — подскочил ко мне староста, — не погубите! Что же это содеется, если прознают, что в Горелово на вас напали?

— Ничего, — буркнул я, — скажут, что князь в кулачных боях решил поучаствовать. Имею я на это право или нет?

Староста сник, компания, собравшаяся вокруг Федора, развернулась в стенку.

— А что, князь, давай попробуем! — задорно крикнул Федор. — Только не говори потом, что тебя принудили!