Пророк

— Хотите знать, ваша светлость? Так я вам скажу. Я был рожден в бедной мещанской семье в Калуге и рос без отца. Моя бедная мать вывела меня в люди, но знали бы вы, чего ей это стоило! О, вам никогда этого не понять! Ваш отец, наверное, думал, что облагодетельствовал меня, дав мне, нищему студенту, персональную стипендию, а потом заставив горбатиться на него от зари до зари. Как это похоже на всех Юсуповых — бросить кость, словно собаке, посадить на цепь и считать себя этаким меценатом! Да, я добился многого, да, формально работа, которую сунул мне ваш отец, была для молодого специалиста синекурой. Но вы, вы, ваша нынешняя светлость, от рождения имели значительно больше. Вы бездельничали, бражничали и хулиганили, а я отмазывал вас и спасал от полиции. Потом, когда ваш батюшка вправил вам мозги и вы занялись делом, я защищал ваши предприятия от профсоюзов и конкурентов. Благодаря мне вы заработали миллиарды — и что я получил взамен? Гонорары, которые утонут в вашем состоянии и не всхлипнут? А все почему? Потому что ваши предки несколько веков назад сумели превратить моих в холопов, обобрали их и заставили пахать на себя, как заставил меня ваш отец. И как ваши деды обряжали в сапоги холопа, который оказал им услугу, так и теперь я ношу кафтаны с барского плеча. Ваша бывшая жена захотела отобрать у вас часть собственности — а мне-то что до этого?! Чем я вам обязан? Я отработал многократно все, все, что вы мне дали, и все равно остался вашим холопом. Я, один из лучших адвокатов России, — холоп Юсуповых! Как просто актер крепостной!

Он резко сорвал с себя галстук и так дернул за воротник рубашки, что верхняя пуговица оторвалась и отлетела в сторону. Это, по-видимому, остудило его, и он продолжил уже спокойнее:

— У меня появилась возможность стать не просто состоятельным, а богатым, да, богатым человеком. Барином. А почему бы и нет? Назовите хоть одну причину, почему я должен поддерживать вас, а не вашу жену?

Он вызывающе вздернул подбородок и умолк.

— Вы маленькое дерьмо, Морозов, — тихо сказал я, — даром что хороший юрист. Проку в вашем краснобайстве нет, потому что честь и порядочность для вас не более чем товар, который надо продать подороже. И вы действительно вонючий холоп. Думаете, теперь, убив в себе все человеческое, станете барином? Вы никогда им не станете. Вы останетесь холопом, даже если получите все богатства мира. Вы сами выбрали такую жизнь. Вы раб своей зависти, а не семьи Юсуповых. Не знаю, стоит ли вам жить дальше. Думаю, это не имеет смысла. Вы так и будете предавать, пока не предадут вас самих. А этого ждать не долго.

— Вы ничего мне не сделаете, — презрительно скривился Морозов. — Суд освободил меня от ответственности за чистосердечное признание и раскаяние.

— А я и делать ничего не буду, — усмехнулся я. — Кто ты такой, чтобы я, аристократ, тебе, холопу, мстил? Сам сдохнешь. Я только в глаза тебе хотел посмотреть, чтобы понять. Теперь понял. Ты мне неинтересен. Прощай.

Я поднялся и вышел из кабинета. Еще когда я спускался по лестнице, до моих ушей долетел истерический крик из приемной: «Врача! Григорию Васильевичу плохо». Я вышел на улицу, сунул в карман квитанцию о штрафе за неправильную парковку, сел в «Мерседес» и только здесь обнаружил, что на моем мобильном телефоне висит отметка о пяти не принятых звонках и текстовое сообщение.

Сообщение гласило, что государь срочно требует меня в Царское Село. Я запустил двигатель и быстро вписался в поток машин.

У въезда в Александровский парк меня уже встречали. Рослый поручик-гренадер из дворцовой стражи сел на пассажирское сиденье моего «Мерседеса», показал дорогу к стоянке, а потом проводил вглубь парка, где у небольшого фонтана, среди вековых кленов меня ожидал император.

— Здравия желаю, ваше величество, — поприветствовал я его.

— Здравствуйте, князь, — легко приобнял он меня. — Знаю уже про ваши беды. Вот же незадача! Действительно, этот закон не дает никакой свободы предпринимателям. Я давно пытаюсь добиться его отмены, но, увы...

— Таковы правила игры, ваше величество, — пожал я плечами. — Я знал, на что иду, когда принимал управление корпорацией.

— Мне очень жаль, князь, что вы попали под действие этого закона.

— Ничего страшного и не стоит сожаления. Если к человеку в подворотне подходит хулиган и избивает, то пострадавшего можно пожалеть. Но никто ведь не жалеет боксера, который вышел на ринг и потерпел поражение. Я тот боксер, которого побили. Бывает.

— Рад, что вы не пали духом, и сожалею, что я не могу поддержать вас ничем, кроме сочувствия. Закон, как бы он ни был плох, превыше воли монарха.

— Ваше участие, ваше величество, многого стоит.