Проруха

Вообще классная была армия: ржавые атомные бомбы, «поштыковщина» между солдатами в стальных кепках–аэродромах и солдатами в камуфляжных стеганых халатах, тонущие у причала крейсера, перелетающие в Японию истребители, смертно пьющие офицеры, демагоги–политруки и буддами сидящие на продовольственных складах мордастые прапорщики–иллюзионисты. На каждых учениях военнослужащих СА гибло больше, чем американских за неделю войны во Вьетнаме. И главнокомандующий всем этим сбродом «дорогой Леонид Ильич» тоже впечатлял неслабо. Европе было чего бояться. Например, что советский Юлий Цезарь перепутает кнопку запуска ракет «ядерного чемоданчика» с рычажком от унитаза.

Все два года Олег проклинал день, в который родился, проклинал час, в который принял решение косить. Действительно, лучше бы его действительно забрили в десантники. Дух товарищества ВДВ был не совсем чужд, иначе эти части вообще оказались бы недееспособными. Кому в таком случае защищать завоевания Октября? Приходилось также считаться и с обстоятельством, что в экстремальной ситуации черпаки могут оказаться у дедов за спинами. Что удержит униженных и оскорбленных от соблазна нажать курок автомата?

С помощью военкомата Прищепкину удалось найти сослуживца Копчика по стройбату, некоего Романа Александровича: колодищинского цыгана, бизнесмена с образованием в четыре класса. Если бы не он, то армейский период жизни Копчика остался бы неизвестным.

«Олег не умел за себя постоять, — рассказывал Александрович. — Его опустили в первую же неделю, и он не поднялся даже на втором году. Боже, как над ним издевались! Каждый, например, мог, проснувшись по нужде среди ночи, поднять его, поставить на четвереньки и поехать на нем в туалет. Олег стирал всем портянки, ушивал бриджи, драил сапоги. Почему так получилось? Так ведь он ни разу даже не попытался защитить чувство собственного достоинства. Ну послал бы дедов разок другой. Помесили бы в отместку — эка делов! — да оставили в покое. Все через это прошли. Нет, молчал. А в стройбате как в дворняжьей стае — народ ведь там подбирается не из самых благородных — слабейшего загрызают насмерть. Просто так, от нечего делать. Любой другой бы повесился. Как можно жить на положении скота? Зачем и ради чего? Как потом в глаза своему сыну смотреть?.. Значок Олегу вырезали «Отличник–педераст СА» — из латунной пряжки в форме ромбика. Была прежде такая серия про всякого рода отличников. И ведь носил! Даже офицеры стали называть его «рядовой Копчиков — Педерастов». А ведь до армии у него не было педерастических наклонностей, я уверен. В стройбате Копчика убили. Морально, конечно».

После армии Олег стал кем–то вроде человека–невидимки. Прищепкин объездил все конторы, где Копчик хоть какое–то время работал. И никто не мог рассказать о нем практически ничего. Такого–то месяца, такого–то числа устроился, тогда–то уволился. Это Прищепкин и без них знал: списал с трудовой книжки, лежавшей в «Неверсе». Но одна фраза, которую проронил прораб безликого стройтреста № 121 Семечкин, стоила потраченного детективом времени. «Когда Копчик работал у нас сторожем, ни одной кражи зафиксировано не было. По словам Олега, он устанавливал над объектом некую магическую защиту».

В летний сезон девяносто третьего года Копчик работал спасателем на водной станции Комсомольского озера. Обычно за лето в нем тонуло не менее десяти человек — место отдыха у минчан одно из самых популярных. Ну, а где пляж, то есть молодые мужчины в одних плавках и девушки в купальниках, там и флирт. Где флирт, там и водочка. (Впрочем, не реже квасят на пляже любезную и просто так.) А сочетание употребления горячительных напитков и купания к чему приводит? Правильно, к майским утопленницам, а также к июньским, июльским и августовским утопленникам: губки синие, ножки–ручки бантиком, а из ушек пучки водорослей торчат. Так вот, за сезон девяносто третьего года в кишащих кишечными палочками и лебединым гуано водах Комсомольского озера не утонуло ни одного человека! Бывшие коллеги Копчика не смогли объяснить это никак, но Прищепкин–то знал, что и здесь Олег что–то нахимичил, и здесь эта сволочь тихая что–то наколдовала.

Что интересно, никто из бывших коллег его сексуальную ориентацию не отметил. Будто никакого компаса у него вовсе не было. Кто он: правильный, не очень? Похоже, что Олег и сам в ней запутался и на всякий случай притух до конкретизации. Или же вопросы пола занимать его перестали: нашлись дела поинтересней, занятия поважней. Наверно, это было связано с увлечением всей этой ерундистикой, которая тем не менее приносила результаты: десяток жизней спас, уберег государственный цемент и кирпичи. Герой, чего там, особенно насчет дефицитных силикатных кирпичей.