Прорваться в будущее. От агонии – к рассвету!

– По Беллу, мы вступили в нечто совершенно новое. Он развивает идею Маркса, – считает Георгий Геннадьевич. – Это ведь последний утверждал, что когда-нибудь знание станет производительной силой. Еще Ф.Бэкон говорил: «Знание – сила само по себе». Белл исповедует то же самое…

Как предсказать будущее? Самым наивным путем шел Джон Нейсбитт («Мегатренды», 1982 г.). Как и американская разведка во Второй мировой войне, которая делала выводы, анализируя место и число рубрик и тем в немецких газетах, Нейсбитт «прочесал» американскую печать. Анализ шести тысяч газет США дал его группе мегатренды, как он считал, на полвека вперед. То есть – переход от индустриального общества к информационному, ставка на технический прогресс и душевный комфорт, смену иерархических систем на неформальные и сетевые, долгосрочное планирование и отмирание форм старой представительной демократии в информационной эре. И это точно те же тенденции, о которых говорят и пишут сегодня, четверть века спустя. Таким образом, бесхитростная экстраполяция тоже имеет право на существование.

Д. Бэлл аппроксимировал будущее не на ось отношений к собственности на средства производства, как Маркс, а на ось отношения социума к знаниям. Здесь у него и вытанцовалась триада социальной эволюции «доиндустриальное общество – индустриальное – постиндустриальное». Главными игроками индустриальной эпохи Белл, как и Маркс, считал труд и капитал, их противоречия – главной движущей силой, а технологии – инструментальные способы рациональных действий. Прогресс промышленных технологий должен отчасти снимать эти противоречия. В постиндустриальной же фазе знание, дескать, станет главным источником богатства и власти, а главными технологиями станут не промышленные, а интеллектуальные. Тут и телекоммуникационная революция подоспела. Символами новой эры стали Кремниевая долина и Билл Гейтс.

Белл, по Малинецкому, ошибся в том, что считал грядущее общество сервисным. Ведь еще в конце XIX века главной профессией в Англии была работа слуги. Но он верно предсказал кодификацию теоретических знаний, развитие института интеллектуальной собственности и попытки управлять обществом на основе знаний.

– Думаю, что для 1973 года это было очень хорошей аппроксимацией, – говорит заместитель директора ИПМ РАН. – Но какая аппроксимация нужна для нашего времени? Тут я бы задал несколько вопросов…

Прежде всего, мир вступил в эпоху демографического перехода. Рост численности населения планеты замедляется, к середине нового века может наступить эра постоянной численности людской популяции (стабилизация на уровне 10–12 млрд душ). А ведь если бы рост шел по той же гиперболической кривой, что и последние 200 тысяч лет, в 2025 году кривая уходила бы в бесконечность. Г. Малинецкий не понимает причины замедления роста: ведь ресурсных ограничений пока нет. (М. Калашников считает, что спад рождаемости – последствие ускоренного переселения людей в города, гиперурбанизации, плюс форсированное распространение потребительской морали). Георгий Геннадьевич признает: хотя в их институте есть три теории этого явления, прекрасно объясняющие рост населения в прошлом и дающие схожие прогнозы насчет стабилизации людской популяции в будущем, неясны механизмы слома прошлой тенденции в течение жизни всего одного поколения.

– То есть, постоянство численности людей в будущем – это абсолютно новая реальность, а не просто смена общественного строя, о котором говорит Максим Калашников. Здесь все гораздо глубже… – убежден профессор Малинецкий. – Это другие технологии, культура, мораль! Тут надо не зацикливаться на конъюнктурных моментах, а думать о том, почему это случилось? И как быть дальше?

При этом Малинецкий также считает, что человечество оказалось остановленным в своем развитии. Самая яркая инновация Пятого технологического уклада – это персональный компьютер, Джобс и Возняк в 1969 году. (В тот же год появился зачаток Интернета – АРПАнет. – Прим. ред.) С тех времен прошло сорок лет! Где что-то сравнимое сегодня?

То же самое и в науке. Согласно графику ключевых открытий, построенному в ИПМ, такая прикладная и эффективная наука, как химия, своего пика достигла в 1940-1950-х годах (Вторая мировая и создание ядерного оружия). А дальше – спад. Пик органической химии вообще пройден в 1900 году. Пик биохимии – 1960 год. Г. Малинецкий задается вопросом: что случилось? Наука попала в ту же ситуацию, что и география после открытия всех континентов? Или положение все-таки сложнее? И прав Андрей Фурсов, говоря о том, что человечество действительно остановили? (Мнение ИДК – второе. Прим. ред.) И хотя есть аргументы в пользу обоих точек зрения, факт остановки интеллектуального развития очевиден. И признак такой остановки – в переходе от научной фантастики к жанру фэнтэзи.