Прорвёмся!

— И гораздо проще делать это если по тебе не стреляют вояки.

— Мы в машине будем как таракан на столе. И так движения уже почти нет. Только патрули, — уже спокойнее сказал Боб. Прения, кажется, из истерики перешла в конструктивное русло.

— То есть, на левый берег все заблокировано? И даже если выберемся из города по правому, то не факт, что потом переберемся через Иртыш? Или переберемся, но не факт что там где надо? И почти наверняка, без того, что в машине?

— Ну да. Так что давай решать, сваливаем сейчас, с сидорами за плечами и топаем в Боровое пешком, двести с гаком километров или ждём, пока вояки из города не срулят. А потом катимся по правому берегу, ищем вместительную лодку, перегружаем барахло и сплавляемся до Борового рекой? Правда, Иртыш к тому моменту начнет промерзать, и жратвы у нас кот наплакал. Так что долго мы не продержимся.

— Воооот! — Боб даже палец вверх поднял. — Нету у нас времени. И мы тут не одни такие, все с города ломиться начнут.

— Ага. И вояки, которые встали на выздах из города, попросят всех бегунов собраться в кучу. Чтоб патроны сэкономить?

— Но сейчас то точно не пробиться? Или ты предлагаешь стрелять по солдатам? Тогда точно грохнут, без вариантов.

— Тьфу, бля. — я прошёлся до балкона и посмотрел на улицу. Уже стемнело. Стрелять что-ли больше стали? Похоже, даже пулеметы слышно. Думать о том, чтобы стрелять в военнослужащих, было противно. Думать о том, как там наши семьи, было страшно.

Тут мимо одного из окон пролетела какая-то птица, и меня внезапно озарила идея.

— Чувак, я кажется знаю как спасти твою утробу и мои нервы. Давай, одевайся, прогуляемся. Давай-давай, не тормози, и пакетов прихвати.

Я вытолкал заинтригованного товарища из комнаты и полез на антресоли. Вытащил воздушку и пульки. Потом шустро обшарил в детской комнате тумбочки, и нашел там фонарики. У фонариков были сменные стекла с разными трафаретами привидений и летучих мышей. Их я сдернул, проверил, работают или нет. Потом прикрутил один фонарик скотчем к воздушке. Другой сунул в карман. Взял гвоздодер и мы, нацепив маски, вышли из квартиры на темную площадку. Борян с любопытством косился на меня, но молчал.

А в подъезде припахивало гнилью. То ли мусоропровод забился, то ли что-то сдохло. О том, что мог умереть кто-то из соседей я старался не думать. В одной из квартир на четвертом этаже кто-то плакал, тяжело, навзрыд, с такой безнадегой, что и меня и Боряна аж перекосило.

Поднявшись на пятый этаж я зарядил воздушку, отдал ее Бобу и полез по металлической лестнице. Сковырнул декоративный замочек, снова забрал пневматику у Боба и, стараясь не шуметь, полез в темноту.

Да! Вот он, тот звук, который я хотел услышать! Звук коготков по дереву и воркование. Голуби забулькали, забеспокоились на распорках стропил, слепо глядя на свет фонаря. Щелк! Один голубь даже не трепыхаясь кувыркнулся с насеста. Переломил ствол, сунул пульку. Боб рядом светил фонарем. Ещё выстрел. Потом ещё и ещё. Голуби почти не летали, слепо бились в профнастил кровли, стропила и обрешётки. Деваться им было некуда, и за пол часа мы набили десятка полтора птиц.

Борян слезал с чердака с совершенно ошеломлённый видом и дурацкой улыбкой.

— Слышь, Лысый, сли ты думаешь, что я буду жрать эту хуйню, — он ткнул пальцем в объёмистый пакет, — то ты ошибаешься. Беээээ.

И сделал двумя пальцами известный жест у открытого рта.

— Не настаиваю. И не проси. Не дам. А лучше открой двери.

Потом, дома, я накипятил воды, шпарил, щипал и палил на конфорке. Потрошил. Кулёк с потрохами и перьями я просто скинул с балкона, ближе к УАЗику. Сперва Боб крутился рядом, глумливо интересовался, возбуждают ли меня голые птички. Морщился, мол, голуби воняют. Да, согласен, запашок у них специфический, но не вонь же? Называл меня индейцем и Метким Голубиным Глазом, предлагал сделать головной убор из перьев. Я сохранял индейское же спокойствие, хотя и пообещал вставить ему перья туда, чем он думает. Потом друг угомонился и уснул перед телевизором в моей комнате и на моей кровати. Этакая большая бородатая Машенька с боксерском носом. Под звуки выстрелов на экране и за окном. Офигеть, сказка.

Я же порезал и сунул четыре тушки вариться, а сам пошел убирать ванную, в которой все это действо и происходило. Перья были везде, а от веника они только ещё сильнее разлетались. Я приуныл, плюнул и пошел обратно на кухню, роняя перья с тапочек.

А варил я, собственно, почти шурпу. «Почти» — это потому что за несколько дней всухомятку на постных кашах мне так опротивели крупы, что хотелось просто солененького наваристого бульончика, и мяса, и побольше. Но для сытости все ж кину туда немного макарон, буквально горсточку. Хлеба то нету! Так что получалась помесь шурпы и лагмана в бомжовском исполнении.