Прорвёмся!

Я запрыгнул за прицеп УАЗика, и, обходя по широкой дуге, заглянул на другую сторону. У переднего колеса скорчилась длинная фигура, автомат лежал дальше, видимо, боец выкинул его, чтобы не провоцировать нас. Я медленно двинулся к нему, держа на прицеле. Дернется — убью.

Шипел радиатор, стонал раненый, но обострившимся слухом я услышал, как Боб спросил:

— Макс, ты как?

— Норм, тут ещё недобитый.

Раздался выстрел, и тут же Боб закричал:

— Я добил этого пидора! — это он про снайпера.

— Не стреляйте, не надо, — глухо стонал длинный, сидя у переднего колеса, и держа руки вверх. Тонкие пальцы и фильтр противогаза мелко тряслись.

Я подскочил к нему и, схватив за шиворот, поволок под свет фар. Точнее, одной фары. Пленный был ранен, в живот, слева внизу, навылет. Крови было не много. Короче, может даже и выживет. А может и нет, это как карта ляжет. Взгляд зацепился за модный броник и незнакомые шевроны на груди.

— Вы бля кто такие?!

— ЧВК… ЧВК “Бурьян”, “Буран”, точнее… это мы так называе…

— Вояки где?! Почему вы? — про “Буран” я не слышал, но их, военных компаний, сейчас полно, наросли как грибы после дождя. — Вояки ушли, сказали что в этом говне участвовать не будут… Приказ нарушили, — пленник задыхался от боли.

— А вы, типа, готовы стрелять по людям?!

— А что делать?! Нам поставлена конкретная задача… Да и идти нам некуда… Если уйдем, то нас же тоже постреляют… Мы ж гражданские почти, — пленник переводил глаза с меня на Борьку и обратно. — А вояки в какую-то деревню ушли. Нам нельзя уйти. Тогда подвоза продовольствия, оружия, боеприпасов не будет… Ничего не будет. Сдохнем и всё…

— Попадос однако, наёмничег! — глумливо и зло, и при этом как-то очень знакомо, но забыто, протянул Боб. Я даже оглянулся на него, и вдруг увидел его глаза. Друг, грязный и похожий на самого стрёмного помойного бомжа, только с автоматом, смотрел не теми сонными и тусклыми глазами, к которым я успел привыкнуть за последние, пожалуй, дай Бог памяти, пятнадцать лет, а глазами того самого Панч Боба, мосластого и злобного парня, кошмарившего ринг родного города и области. Да и соседние области тоже. Рядом со мной снова стоял чемпион, которого не затянуло в криминал 90-х только случайно. Я даже на секунду забыл про сутулого, которого держал за шиворот.

Пленный застонал, я встряхнулся, и присел рядом с ним на корточки. Разглядел значок медицинской службы. Ну надо ж! Медик, мать его! Эскулап, с клятвой Гиппократа.

Борян сделал шаг вперёд и внезапно пнул пленного в бок. Не сильно, но ощутимо. Пленный застонал и даже немного сомлел, но я встрянул его за воротник и заорал прямо в стекла противогаза:

— Внятно отвечай, сука! Где находится, сколько людей?!

— За Козловкой… севернее, пол километра, где старая ферма. Челове… — он застонал, я дал тяжелого подзатыльника. Противогаз немного съехал вперёд, и пленный окровавленными руками быстро поправил его на голове. Надеется жить, сука. И не заразиться. От нас не заразиться, в смысле.

— Сколько?!

— Человек тридцать, если с бабами. Было больше, но тут сперва прорывались менты, с города, потом следом зеки пришли. Ну а без солдат у нас потери были…

— Убью, мразь, гнида гнойная, вы зачем детей убили? Отвечай падла! — Боб каблуком резко наступил каблуком на правую кисть старлея. Раздался хруст, тот заорал:

— Они инфицированы! Нельзя допустить, чтобы инфекция вырвалась из города!

— Какой нахрен инфицированные?! Это, блять, дети! Если инфицированные, то лечите их, а не стреляйте!

— Это биологическое оружие! — заорал в отчаянии медик-наёмник. — Детям может и ничего, но большая часть населения была инфицирована «короной», а дети может и не болели. У них иммунитет тогда не зрелый был! Поэтому новая зараза их и не убила!

— Сука, мразь, — Боб в бешенстве начал избивать пленного ногами, тот сперва дёргался под ударами, а потом потерял сознание. Я схватил друга сзади за пояс, приподнял и оттащил Боряна назад. Тот несколько раз дернулся, а я завопил ему в ухо:

— Убьешь, идиот, мы должны сперва узнать…

— Убью! — Боряна явно накрывало, я приподнял его над землёй, чувствуя, что ещё немного, и брошу. Тот дрыгался, рычал, пытаясь вырваться, я пыхтел и прижимался лицом в его спину, чтобы не получить локтями. Мой автомат слетел с плеча и болтался на ремне, путаясь под ногами.

— Все, опускай, — внезапно угомонился Боб.

— Успокоился?!

— Да!

— Точно? Обещаешь?

— Да, мля!

Я тут же плюхнул его в лужу и со стоном схватился за поясницу. Ну и тяжёлый же боров!

Пленный завозился, попробовал встать, но поломанные пальцы правой руки не дали ему это сразу сделать. Боб тяжело зашагал к нему по луже, и наёмник все-таки уселся, закашлял, с ужасом глядя снизу вверх на крупную страшную фигуру в свете оставшейся фары. Я почти физически почувствовал его ужас. И то правда: ночь, дождь, снег, трупы товарищей и жуткие бородатые фигуры — не то бомжи, не то бандиты, но точно душегубы. А запотевшие стекла противогаза мешали нас толком разглядеть, и от этого становилось ещё страшнее. А уж большой Боб совсем ужасен, ему только бензопилу в руки и хоккейную маску. Ночной хоррор.