Прорвёмся!

Дно немного опустилось, и вода захлюпала почти под самым сиденьем, а Боб поджал ноги, я же сжал зубы, чувствуя, как хлынула ледяная вода в сапоги. Но буквально через десять-пятнадцать метров дно стало чуть выше и я подрулил к самым густым зарослям, надеясь, что снег и ветер заглушит шум двигателя. Тем более что весь глушитель и даже коллектор были в воде, что тоже глушило звук. Двигатель я выключать боялся, можем не завестись. Да и водяную пробку в глушаке выхлопные газы могут не продавить. Мы замерли, прислушиваясь. Видно ничего не было, громко журчала вода, окна снова начали запотевать от пара и нашего тяжелого дыхания. Ещё через минуту-другую показался свет фар автомобиля, медленно едущего вдоль берега. За кустами его было почти не видно, лишь отблески мерцали на голых обледеневших ветках. Боб открыл окно и изготовился к стрельбе. Я вытянул с заднего сиденья «Хрюшу» поставил рядом с собой.

Мгновения текли мучительно долго, напряжение было такое, что даже в ушах звенело. Мы замерли, боясь дышать. Огни медленно приближались.

— Четвертый, докладывай! — рявкнула рация голосом Первого.

Я от неожиданности чуть в штаны не напрудил, а Боб прерывисто охнул. Видимо, ему тоже не легко пришлось. Я судорожно убавил звук.

— Не вижу цели, — голос четвертого звенел от напряжения.

— А-Два, чего у тебя?!

— У меня ветер в лицо, оптику заливает, нихрена не видим!

— Внимание там все! Жалом не щелкаем!

Прошла ещё минута дикого напряжения, свет фар исчез позади. Мы, кажется, все это время почти не дышали.

— Вот они! — взорвалась рация голосом Третьего, я охнул а Боб чуть не нырнул за борт. И тут же раздался дробный стук крупнокалиберного пулемета.

— Бля, Первый я под обстрелом, бля!!! — заорал Четвертый. Ещё с минуту мы с Бобом в изумлении слушали беспорядочную пальбу и мат в эфире. Росчерки трассеров густо прошли почти над нашим УАЗиком, мы даже не успели обделаться, лишь проводили огненный пунктир взглядом.

— У них пулемет, Первый, ааа…

— А-Два, поддержи сверху!!

— Бля, да кто там, я не вижу нихуя!!!

— Нас сверху долбят, Горын двухсотый, Джокер триста! Вытаскивайте нас!

— Прекратить огонь! — орал Первый.

Через пол минуты стрельба резко утихла, и мы услышали гулкий взрыв.

— Аминь, — прокомментировал Боб.

— Дружественный огонь — наше все! — добавил я, вылил из сапогов воду и полез на заднее сиденье. Там, в моем верном сидоре, в кульке, была сменная пара носков, и шерстяные тоже там были. Война войной, а ноги уже ломило, и я перестал чувствовать пальцы на ногах. Ещё немного — и я инвалид. Отморожу пальцы, и всё, приплыли.

Боб тоже отставил автомат и начал переодеваться, не мудрствуя лукаво, прямо в сапоги безвременно почившего наёмника. Процесс немного осложняло наличие воды под сиденьями. Поэтому портянки он мотал, поставив ногу на переднюю панель. От портянок, надо сказать, немного пованивало. Но куда деваться? Вариантов не было.

Я тоже повторял подобный маневр, изгибаясь и проклиная тесный салон УАЗа. Точнее, салон то был не тесный, но вы когда-нибудь пробовали переобуться в сапоги, не вылезая из машины? Причем сапоги вниз ставить нельзя, ибо там журчит вода? А перед вами руль?

В общем, портянки я мотать не стал, одел две пары носков, и засунул ноги в сапоги, просто положив портянку сверху на голенище. «По пограничному», как называлось это у нас, когда я проходил службу в далеком и прохладном месте.

Сапоги оказались немного великоваты, но ничего. Если припрет, вырежу из ковра стельки. А Ульяне скажу, что так и было.

Между тем суета у военных поутихла. Бойцы вернулись на исходные, трупы и раненых вывезли, истерика дежурного и командира перетекла в деловое, хоть и матерное, русло, а поврежденную технику было решено вывезти с утра. Все равно нелетная погода.

Погоня ушла куда-то в сторону, ничего не нашла, и, судя по переговорам, наёмники решили, что мы разминулись с Четвертым и уже далеко. Ну и материли Четвертого, куда ж без этого?

А я поскидывал все что можно с заднего сиденья и полез спать. Меня просто вырубало, а Боб лезть за руль отказывался категорически. Мол, ты нас в эту задницу завел, ты и вытаскивай. Так что Боб остался кемарить в пол глаза в обнимку с автоматом на переднем сиденье, а я свернулся калачиком на заднем и вырубился под стук дождя сверху и журчание воды снизу. Подъем планировался в пять утра.

***

Проснулся я от сильного треска, удара по железу и матерщины Боба. Подскочил на сиденье, плюхнул ногами по воде и охнул от резкой боли в затекшей пояснице.

— А? Чего?! Что случилось?!

Боб заткнулся и заскоблил варежкой по заиндевевшему стеклу.

— Ветка заледенела и сломалась под собственным весом. Я тоже придремал, и тут этот треск. Так блин заикой можно остаться.

Он отряхнул лёд с варежки, осмотрел ее и продолжил:

— Давай, поехали отсюда. Холодно ужас. И снег валит.

Я согласился. Холод и сырость совместно это просто кошмар. Протер закисшие воспалённые глаза и кряхтя полез на водительское сиденье. Надсадно закашлял Боб.

— Ты там нормально? — спросил я его. — Как самочувствие?