Прорыв

Конечно, главенствует в нашей жизни начало духовное, однако до чего ж зависим мы и от своего физического начала, и несмотря ни на какие возвышенные теории, здоровье души так все-таки зависит от здоровья нашего смертного тела! Эта, вторая, ночь была значительно менее радужной, можно даже сказать совсем не радужной. Я вспоминал свои познания в области йоги, без конца принимал «позу льва», однако болезнь игнорировала мои усилия, что же касается зуба, то он казался бомбой замедленного действия или предательским костром, который если и затухал, то лишь не надолго и грозил разгореться в неуправляемое слепое пламя.

И это я, здоровый в общем-то человек, тренированный, спортивный, имеющий здоровое сердце, легкие и все другое за исключением слизистых оболочек носоглотки и вот теперь зуба. Как же можно посочувствовать людям по-настоящему больным, надолго лишенным тех радостей, которых я, несмотря на свою простуду и ноющий зуб, разумеется, ждал! Вот она, наша Земля, юдоль печали: столько драконов подстерегает нас: материальная необеспеченность, неустроенность жизни, болезни, старость… Но тем более – тем гораздо более! – становятся важными по-настоящему счастливые часы, если они все же в конце концов выпадают, тем решительнее нужно к ним стремиться, тем больше беречь и запоминать каждый день, каждый миг, который приносит радость! Это золотой фонд нашей памяти, заветная библиотека, которую можно будет посещать потом, в трудные и безрадостные жизненные минуты. Ведь что-то в жизни все же зависит от нас, и если не слишком многое, то хотя бы вот это – внимательное отношение к ней, поиски радости, благодарность за те крупицы, которые нам все же перепадают!

Однако в третье утро моего крымского праздника таких крупиц не было ни одной. Простуда осталась, зубная боль усилилась, к тому же погода испортилась: солнце спряталось, похолодало, задул сильный ветер. Ухудшение погоды всегда действует на меня, тем более подействовало оно теперь. Пришлось обратиться в медпункт, где помазали горло и нос, но ничего не смогли поделать с зубом – зубоврачебный кабинет в поселке, он будет открыт только завтра, а сегодня остается глотать болеутоляющие таблетки. Но и они не помогли – вот ведь какая штука. Стыдно было и перед Василием: вот так партнер у него оказался. Сам Вася, как всегда, был здоров, энергичен, играл в волейбол, даже купался, несмотря на холодное море.

К обеду пламя стало неуправляемым. О сохранении зуба я уже и не мечтал, казалось, еще немного – и скопившиеся газы разорвут челюсть на части. Перед глазами вспыхивали какие-то белые отблески, я корчился на кровати и очень явственно осознал известное выражение – лезть на стенку… Василий побежал на поиски зубного врача. Узнал его адрес, разыскал дом, уговорил, пришел за мной, и мы направились в кабинет, который был в соседнем пансионате.

С какой нежностью смотрел я на человека, который готовил инструменты, чтобы лишить меня законного элемента моего тела, верой и правдой служившего столько лет, а теперь вот вследствие болезни ставшего персоной нон грата! Наркотизирующую жидкость укола моя ротовая полость впитывала как лакомство, а когда новокаин начал действовать и погасло вдруг адское пламя боли, первая крупинка проклюнулась. Здесь, в зубоврачебном кабинете, сидя в кресле в ожидании не самой приятной из операций (последний раз зуб мне рвали лет десять назад, но я очень хорошо помнил все детали события и все чувства, которые оно вызывало), глядя на то, как врач подыскивает щипцы, ощущая характерный аромат эфира и всякой другой зубоврачебной химии, зная, что скоро, возможно, меня опалит огромная боль и кровь будет литься в горло и испачкает подбородок и грудь, а язык уже почти не ворочался… – ощущая все эти реальнейшие детали сиюминутного бытия, я почувствовал радость. Да, радость оттого, что мучившая меня боль, оказывается, не вечна, что источник ее сейчас удалят и она, скорее всего, не вернется, а то, что еще одного зуба не будет – бог с ним, перебьемся как-нибудь, не впервой! Боль предстоящая? Что она, пусть даже очень сильная, если после нее не будет той, настойчивой и неуничтожимой, которая мучила меня вот уже столько часов! Все можно выдержать ради избавления, ради освобождения. Вот, перетерплю сейчас, а там, глядишь, и начнется, наконец, праздник…

Зуб был очень трудный, наполовину изъеденный кариесом, и верхушка его, конечно же, обломилась, и щипцы никак не захватывали, хотя кровь уже ощутимым потоком текла в моем скованном заморозкой рте и капала с занемевшей губы, и мужчина в белом халате ловко менял щипцы, а потом даже включил бур, чтобы перепилить мешающий ему мост между корнями – один из корней был длинный и загнутый, это я помнил по рентгеновскому снимку, – и длилось все это, конечно же, долго, и в голове у меня мутилось, и пот лился вовсю, но дух мой торжествовал. Страшны муки, но еще страшней безнадежность. Блаженны муки, избавляющие нас от нее…