Прорыв

День прошел спокойно, если так можно назвать пребывание в камере полицейского участка. Владимир ждал, что появятся сам вахмистр или его церберы, и начнут вновь требовать денег или, паче того, решат посчитать ему ребра, чтобы сделать сговорчивее. В таком случае он решил оказать сопротивление и силой вырваться на волю. Вступать в схватку с полицейскими Кривцов не боялся – вахмистр явно не боец, а с двумя другими противниками он справится. Правда, такой оборот его не очень устраивал: стоит ли затевать побоище в участке и поднимать на ноги солдат? Но, с другой стороны, позволить избивать себя, означало поставить под сомнение успех всего предприятия – тогда прощайте пропуска, прощай Борло и желанная Румыния.

Однако его никто не потревожил. Даже поесть не принесли, не дали воды, не позвали на новую беседу в кабинет вахмистра. И от Марты ни слуху ни духу. Сообщили ли мальчишки, где он находится? А если нет, то как теперь дать знать о себе? Конечно, женщины могут догадаться, что он задержан полицией, но какие меры они решатся предпринять для его освобождения?

Ночью, скорчившись на жестком топчане, – в камере оказалось очень холодно, – Владимир вертелся с боку на бок, строя планы освобождения, но как на зло в голову не приходило ничего путного.

Когда в зарешеченное оконце заглянул первый луч солнца, Кривцов был уже на ногах. Ему пришла в голову мысль, что Винер не зря вчера не проявлял никакого интереса к отправленному в камеру человеку, обвиненному в занятии контрабандой. Видимо, вахмистр послал своих подручных в город, арестовал Марту, а теперь будет добиваться денег, взяв ее заложницей. Нет, остается только одно – выломать доску из топчана и ждать появления тюремщика, чтобы проверить, окажется ли его череп крепче, чем доски, из которых сколочена мебель в «холодной». А там уже как кривая вывезет. Не сидеть же здесь вечно?

Неожиданно, он услышал, как кто-то тихо позвал за окном:

– Карел!

Владимир насторожился. Почудилось, или действительно позвали? Но вот снова слышен женский голос:

– Карел?! Ты здесь?

Подскочив к окну, он выглянул – какая-то нищая селяночка, покрытая широким клетчатым платком, прижимала к груди буханку хлеба, видимо, в надежде отыскать своего мужа или жениха и сунуть ему через прутья краюху, чтобы бедняга не помер с голоду.

– Чего тебе? – окликнул женщину Кривцов. – Нет здесь твоего дружка, уходи.

– Карел! – радостно вскрикнула крестьянка и, встав на цыпочки, подала ему буханку. – Скорее!

– Марта? – изумился фотограф. – Ты?

– Берите, быстрее, – отдавая ему хлеб, жарко шептала женщина. – Там все! Они приходили, но Магда помогла. Я жду!

Оставив в его руках каравай, она мигом повернулась и, закутавшись в платок, побежала по узкой улочке прочь от полицейского участка. Владимир хотел остановить ее, но не успел.

Сев на топчан, он положил рядом буханку и вымученно улыбнулся – все же она пришла, разыскала. Но что значили ее слова об ожидании? И что означает «там все»?

Кривцов подбросил буханку на ладони – слишком тяжела. Разломив ее, он увидел завернутый в промасленную бумагу пистолетик-хлопушку, из которого Марта ранила Орлича. Там же была коротенькая записка, всего два слова: «Черный лес».

Проверив браунинг, фотограф спрятал его в жилетный карман и принялся за хлеб, чувствуя, как урчит от голода в животе. Молодец Марта, теперь у него есть все, что нужно – хлеб и оружие.

Доев, он подошел к двери камеры и начал стучать. Через пару минут откинулась заслонка глазка, и голос толстяка недовольно спросил:

– Зачем стучишь? Кормить не велено.

– Мне надо срочно переговорить о вахмистром, – сообщил Владимир. – Передай ему, я согласен на все условия.

– Давно бы так, – пробурчал полицейский, отпирая дверь камеры. – Выходи, но не вздумай бежать. Шагай!

Вот и знакомая дверь кабинета. Интересно, повторится вчерашняя сцена или Винер будет один? От этого зависело многое.

Вахмистр сидел за столом, а в углу опять копошился полицейский, занимаясь граммофоном, установленным на тумбочке.

«Меломан! – разозлился Кривцов. – Или просто боится оставаться наедине с задержанным? Тогда совсем худо. Но делать нечего, проверим, что у Винера сильнее: жадность или страх?»

Конвоир подтолкнул фотографа к стулу посреди комнаты и привычно встал у косяка, прислонившись к нему спиной. Все, как вчера.

– У меня было время подумать, – глядя в пол, начал Владимир.

– Похвально, похвально, – осклабился Винер, показав золотые коронки на передних зубах. – Кстати, вы отлично говорите на немецком, Пигель.

– Я не Пигель, – поднял на него глаза Кривцов. – Мне есть, что сказать вам, господин вахмистр, но…

– В чем дело? – насторожился Винер. – Договаривайте, здесь все свои. Не стесняйтесь.

Заметив, что полицейский в углу отвернулся к граммофону, фотограф сделал пальцами условный знак контрабандистов, означавший «золото». Вахмистр откинулся на спинку кресла и прищурился:

– Впрочем, если ты хочешь поговорить наедине… Выйдите на минутку, – обратился он к подчиненным, – подождите в коридоре, но не уходите далеко, я позову.