Прорыв

Утром Владимир отправился в полицейский участок, оставив Марту на попечении Магды Караджич. В кармане его пиджака лежали паспорта с вложенными в них деньгами, как говаривали в России, «барашек в бумажке» для господина вахмистра. Свои вещи и револьвер фотограф спрятал в номере Ланкаш. Дорогой Кривцов уговаривал себя, что бояться ему совершенно нечего: документы абсолютно надежны, до забытого Богом городка вряд ли успели дойти депеши из Вены, предписывающие активно вести розыск бежавшей из столицы империи авантюристки, связанной с русской разведкой. А если они, паче чаяния, и успели сюда докатиться, то навряд ли вахмистр Винер заподозрит в мелком чешском коммерсанте пособника разыскиваемой австрийской контрразведкой дамы. В любом случае: благодарность начальства для него должна быть менее существенна, чем спрятанное под обложками паспортов солидное подношение.

Миновав несколько узких кривых улочек, фотограф вышел к зданию полицейского участка – приземистому, с узкими окнами, выходившими на небольшую, мощенную булыжником площадь. Толкнув обшарпанную дверь, он очутился в темноватом помещении, разделенном барьером, за которым сидел очень толстый человек в старом полицейском мундире и читал газету.

– Могу я видеть господина вахмистра? – поздоровавшись, скромно осведомился Кривцов.

– Зачем? – опустив газету, хрипло спросил полицейский.

– Мне нужно потолковать с ним по одному приватному делу, – положив на барьер сложенную вчетверо купюру, любезно улыбнулся Владимир.

– По приватному? – Толстяк небрежно смахнул с барьера деньги и, накрыв их газетой, предложил: – Обождите, я доложу.

Шаркая распухшими ногами, он вышел из-за перегородки и лениво поплелся по коридору. Остановившись у одной из дверей, прокашлялся, постучал и скрылся за ней. Потянулись минуты ожидания.

От нечего делать Владимир осмотрел дежурку и отметил отсутствие телефонного аппарата. Значит, полиция связана с начальством только почтой, а с расквартированными поблизости солдатами сносятся нарочным. Газета, которую читал толстяк, была недельной давности, следовательно, новости доходили сюда не слишком быстро. Что же, остается надеяться на успех!

– Заходите, – выглянув в коридор, позвал его полицейский.

Вахмистр Винер в точности соответствовал описанию Магды Караджич: невзрачный рыжеватый субъект с маленькими голубыми глазками, прятавшимися под кустистыми бровями, и ровной ниточкой пробора точно посередине головы. Сидя за огромным письменным столом, он покуривал фарфоровую трубку и наслаждался музыкой – в углу, на тумбочке стоял граммофон, около которого перебирал пластинки еще один австрийский полицейский.

Пропустив визитера в кабинет, толстяк закрыл дверь и остался около нее, прислонившись плечом к косяку. Это не очень понравилось Кривцову, но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

– Присаживайтесь, – показав мундштуком трубки на свободный стул, предложил вахмистр. – Что вас привело к нам?

– Мне нужно поехать по делам фирмы в Борло, – достав паспорта, Владимир положил их на стол, немного подвинув к руке Винера. – Поэтому я осмелился побеспокоить вас в надежде получить пропуска в пограничную зону.

– Пропуска? – подтянув к себе паспорта, поднял брови вахмистр. – Посмотрим, посмотрим.

Полицейский у граммофона снял с диска пластинку и поставил другую. Заскрипела пружина, возводимая оборотами ручки, опустилась игла, и Кривцов чудом удержался, чтобы не вздрогнуть – из раструба граммофоновой трубы полился глуховатый цыганский басок Вари Паниной.

– Нравится? – Голубые глазки Винера уперлись в лицо Владимира.

– Что-то цыганское? – как можно безразличнее ответил он, заставляя себя остаться невозмутимым. Еще бы, услышать голос известной русской исполнительницы романсов тут, в захолустном сербском городке, да еще в австрийском полицейском участке! Неужели провокация?

– Да, – перелистывая паспорта, бросил Винер. – Контрабанда, но как она поет! Есть неподдельное чувство. Что вас интересует в Борло, господин коммерсант?

– Овчины, – улыбнулся фотограф, заметив, как вахмистр сбросил лежавшие в документах деньги в открытый ящик стола. – Там они значительно дешевле, и я хочу съездить прицениться, прежде чем решаться на закупку большой партии.

За спиной сопел толстяк, полицейский у тумбочки с граммофоном беззастенчиво разглядывал Владимира, кривя губы под тонкими, подбритыми в ниточку усиками. Винер отложил паспорт на имя коммерсанта Карела Чавелки и начал придирчиво вчитываться в документ Марты Ланкаш, многозначительно хмыкая и морща лоб.

– А эта женщина? – Он закрыл паспорт и положил на него ладонь. – Кто она? Ее тоже интересуют овчины? Зачем ей в Борло? Может быть, ей лучше подождать вашего возвращения здесь?

– Это моя близкая знакомая, – слегка потупился Кривцов, – нам не хотелось бы расставаться, тем более она помогает мне вести дела.

– Понимаю, – иронично усмехнулся вахмистр. – А вас не предупредили, что мы ввели залог?

– Залог? – удивился фотограф. – Я не знал, но если это так необходимо…