Прорыв на Харбин

В 1950 году меня вызвали в Москву. Александр Михайлович Василевский сказал, что после отпуска я получу назначение в один из южных военных округов. Однако отпуск пришлось прервать. Меня срочно вызвали в Генеральный штаб, сообщили, что в Корее началась война, и двадцать семь часов спустя, пересаживаясь с самолета на самолет, я прибыл в Порт-Артур. Обстановка была достаточно напряженной. На 38-й параллели, на границе, отделявшей Корейскую Народно-Демократическую Республику от Южной Кореи, которой правил проамериканский диктаторский режим Ли Сын Мана, шли ожесточенные бон. Сначала корейские народные войска, разгромив противника в приграничном сражения, стали быстро продвигаться на юг, к Пусану, но вскоре здесь, а затем и в Чемульпо высадились американские дивизии, и под их натиском корейская Народная армия была вынуждена отой-ти на север, в горы, к границе с Китайской Народной Республикой.

По просьбе правительства Корейской Народно-Демократической Республики отряды китайских добровольцев вступили на территорию Северной Кореи и вместе с корейской Народной армией остановили продвижение американцев, а затем и отбросили их к 38-й параллели.

После окончания войны в Корее Порт-Артур посетил Пан Дэхуай. Имя этого старого китайского коммуниста было мне известно с молодых лет, с конца 20-х начала 30-х годов, когда китайская Красная армия только еще формировалась из партизанских отрядов и Пэн Дэхуай стал командиром одного из первых ее корпусов. О длительной и тяжелой борьбе, которую вел этот корпус с чанкайшистскими генералами под городом Чанша, писалось в нашей прессе.

Пэн Дэхуай произвел на меня очень хорошее впечатление. Пожилой уравновешенный человек, он в разговоре был прям и откровенен, избегал парадных слов и многословия вообще, чем грешили некоторые другие китайские партийные и военные руководители. Пэн Дэхуай командовал войсками китайских добровольцев в Корее, и, естественно, беседа наша началась с этой только что закончившейся войны. Он рассказал, как его добровольцы воевали с американцами в горах Северной Кореи.

- Понимаете, - говорил он, - у американцев сильная техника, танки и авиация. Они хорошо владеют этой техникой. Днем на горных дорогах они были господами положения. Днем мы отходили в горы, где нас не могли достать ни танки, ни бомбардировщики. Мы рассеивались.

- А куда же вы девали свои тылы? Обозы? Госпитали?

- У нас нет тылов, - ответил он. - Вплоть до полка.

- А сколько в полку человек?

- До трех тысяч.

- Как же вы их обеспечиваете всем необходимым?

- Китайскому солдату мало нужно, - объяснял он.- Рис и патроны - на себе у каждого. Для остальных припасов и для эвакуации раненых у нас имеются специальные команды носильщиков. Артиллерия и минометы у нас только легкие.

- Но вы же получили солидное техническое оснащение. Японское и советское. Танки, тяжелую артиллерию.

- Получили, - согласился он. - Но научиться водить танки и стрелять из тяжелых орудий - это еще не вся военная наука. Так ведь? Мы за тридцать лет привыкли к партизанской войне, к партизанской тактике. Пробовали перестроиться - не очень-то получилось. Пришлось и с американцами воевать старым способом. Днем отсидимся в горах, ночью выходим в долины. Нава-лимся на них сразу бегут, бросают технику. Бегать, они тоже умеют, и очень быстро, - засмеялся он.

Зашла, конечно, речь и о Великой Отечественной войне. Мой собеседник оказался осведомленным о многих операциях советских войск, в том числе о Витебской и Кенигсбергской.

- Разведку боем вы проводите малыми силами? - спросил он.

- В принципе - да.

- Ну, например, в Витебской операции?

- В Витебской? Семь стрелковых рот. А ночью ввели в бой несколько штурмовых батальонов.

- И прорвали немецкую оборону?

- Да, прорвали.

- А потери?

- Около двухсот человек.

- А мы в Корее, - сказал он, - когда начали общее наступление, бросили в разведку боем несколько десятков тысяч человек.

- Сколько? - переспросил я переводчика.

- Десятки тысяч пехотинцев, - подтвердил Пэн Дэхуай и продолжал: Чувствуете разницу?

- Чувствую! - сказал я. - О потерях не спрашиваю. Его лицо стало сумрачным.

- Потери были велики, - сказал он.

Когда мы прощались, он крепко пожал мне руку.

- Вернетесь в Москву, - сказал он, - поклонитесь от всех нас, китайских коммунистов, Мавзолею, где покоится Владимир Ильич Ленин.

Несколько недель спустя, сдав дела, я выехал в Советский Союз. Из Порт-Артура наш поезд, миновав Цзиньчжоуский перешеек, вышел на Южно-Маньчжурскую железную дорогу и двинулся на север, к Харбину. Отсюда начались знакомые места. Проплывали за окном леса, поля, горы, глинобитные деревушки, кумирни на перекрестках больших дорог. Проехали Хайлар, Цаган, Чжалайнор. Поезд пересек границу, и все далее и далее, теряясь в вечерней мгле, уходили маньчжурские сопки.