Прорыв начать на рассвете

Последняя фраза встряхнула Власа. Он закинул автомат за спину, подхватил вялое тело девушки на руки и побежал вперёд. Всякий раз, когда близко с металлическим надсадным хряском разрывалась мина, он нырял головой вниз, тыкаясь лицом в мокрую, окровавленную шинель. Теперь он знал, что ни за что не бросит её. Последняя фраза командира прочно засела в нём и руководила каждым его движением, каждой новой мыслью. Теперь его действиями руководил не только Старшина. Распоряжение генерала и жалость к раненой девушке оказались сильнее.

– Где санчасть? – кричал он. – Кто-нибудь знает, где санчасть?

Никто ничего ему не отвечал. Люди бежали вправо и влево, вперёд и назад. И каждый из них тоже что-то кричал, в том числе и ему, Власу, до недавнего времени красноармейцу Власенкову, а теперь солдату боевой группы майора Радовского, а точнее – Старшины. Немного погодя он потерял направление, куда бежать? Сел со своей ношей на корточки и вдруг увидел, что мимо пожилой дядька ездовой гонит коня, запряжённого в сани. В санях, в кровавых бинтах лежали, вцепившись друг в друга, раненые. Влас вскочил и кинулся навстречу:

– Сто-о-ой!

– Ты что! Не видишь, раненых везу!

– У меня тоже раненый человек!

Перекошенное страхом лицо ездового мелькнуло над крупом коня.

– Возьми сестрёнку, отец. – И Влас протянул девушку к саням, в которых совершенно не было места даже для такого маленького и тоненького тельца.

– Давай скорей!

Влас положил сестру в ноги лежавших в обнимку раненых. Ездовой огрел коня кнутом. Влас какое-то время бежал рядом, боясь, что девочка выпадет из саней. Но не выпала. Ездовой одной рукой ухватил её за шинель и так держал, не выпуская.

Старшину и всех своих Влас отыскал в лесу, после боя. Все были целы. Подольский посмотрел на него и хмуро сказал:

– Ты весь в крови.

Он молча нагнулся над лужей, черпая широкими ладонями талую воду, умылся и вытер лицо и руки полами ватника. О том, что произошло несколько минут назад, и о том, как он выходил, рассказывать не стал. Никто его об этом и не спрашивал.

Ночью, у костра, когда они сушились и хлебали жидкую баланду, Влас сразу узнал в генерале того, кто приказал ему во время боя нести раненую девушку. И снова никому ничего не сказал…

Командарм смотрел на своих бойцов. Усталые, вымотанные, голодные. Но в глазах почти у всех светится жажда выйти. Попадались и другие глаза, они смотрели на него из-за деревьев, из-за спин товарищей – испуганные, затравленные, приготовившиеся к худшему. И тех, и других нужно было выводить. Скорее. Как можно скорее. Пока не иссяк порыв. Пока жива надежда. Продовольствия нет. Патронов нет. Медикаментов нет. Надежда пока есть.

– Утром, ребята, поднажмём как следует и – дома. Утром к Угре выйдем, – говорил он. – Раненых не бросать… Пока мы вместе, мы – армия. Видите, они к нам не подходят. Боятся. Пока мы вместе – мы всё ещё сила.

Старшина Нелюбин, сидевший на краешке саней, возле Маковицкой, которая уже несколько часов не приходила в сознание, встал и пошёл к костру. Он издали видел, что к их взводу подошёл командарм. Старшина выступил к огню на озарённое пространство, и старательно, чтобы выглядеть соответственно своему званию, приложил ладонь к каске:

– Здравия желаю, товарищ генерал.

– А, старшина! – узнал его командарм. – И вы тут? Давненько не виделись. – И вдруг спросил: – Медаль-то за Наро-Фоминск получили?

Старшина Нелюбин молча махнул рукой.

– Значит, заволокитили наши канцеляристы… Вот выйдем, разберусь.

– Да бог с ней, с медалью, товарищ генерал. Не за медали воюем.

– Спасибо тебе, старшина. – И командарм здоровой рукой обнял старшину Нелюбина. – Спасибо вам всем, ребята. Всем.

Переходя от костра к костру, он вскоре вышел на полянку, где расположились остатки его оперативной группы.

– Разведчики вернулись? – спросил он в темноту.

– Нет, пока не вернулись, – ответила темнота.

Он вздохнул. Всё чаще разведгруппы не возвращались назад. Он уже знал, что это означало…

– Отправляйте ещё две группы. Немедленно.

Под сосной сидели радист и шифровальщик.

– Связь есть?

– Рация работает на приём. Сели батареи. Только на приём, товарищ генерал. – Голос у радиста тихий, виноватый.

Две рации с новыми батареями остались на большаке. В повозку, в которой ехали связисты штарма со своим имуществом, попал снаряд. Всё разнесло вдребезги. Эту рацию подобрали уже где-то по дороге. Батареи сели.

– Попытайтесь, голубчик, передать наши координаты. Я понимаю, что батареи… И всё-таки попытайтесь.

И радист начал предавать шифровку, сообщая в штаб в Износки координаты Шумихинского леса.