Прорыв под Сталинградом

Вот только как и когда Герлах успел дослужиться до обер-лейтенанта? Как ни парадоксально, но ответ на этот вопрос содержит личное дело, заведенное в советском плену, где сам Герлах подробно перечисляет, в каких боях участвовал, когда и какое звание получил: с февраля по апрель 1940 года он проходит курсы подготовки будущих офицеров в Галле и оканчивает их в чине вахмистра. В апреле 1940 года следует перевод в Кёнигсберг в 1-й батальон связи. С августа 1940-го Герлаха снова переводят в 228-й батальон связи, в Вестфалию. 1 сентября назначается лейтенантом запаса и с декабря 1940-го по апрель 1941-го исполняет обязанности командира взвода в оккупационных войсках во Франции, после чего его перенаправляют в Югославию (апрель 1941-го), но только на месяц. В июне 1941 года он уже офицер 16-й мотострелковой дивизии, а с 22 июня – участник “русской кампании”. 24 июля новое назначение: на должность начальника отделения разведки и контрразведки 48-го танкового корпуса. 1 июля 1942 года его производят в обер-лейтенанты. С 24 октября 1942 года доверяют руководство отделом разведки и контрразведки при штабе 14-й танковой дивизии[182].

Герлах принимает участие в русской кампании с самого начала, чудом выживает в смертоносном Сталинградском котле, укрываясь с остатками разбитой 6-й армии в окопах, подвалах, брошенных блиндажах, и в конце января 1943 года сдается в плен. С этого момента начинается его долгая одиссея по лагерям, которая продлится семь лет. Первый этап – городская тюрьма в Бекетовке, в 15 км к югу от Сталинграда. Уже на следующий день после прекращения боевых действий замнаркома внутренних дел СССР Иван Серов – через несколько лет в 1950 году он лично будет заниматься рукописью Герлаха – 3 февраля 1943 года отдает приказ о незамедлительном создании под Сталинградом в необходимом количестве лагерей для военнопленных. Как вскоре стало ясно, советская сторона сильно недооценила масштабы капитуляции, ошибаясь в своих подсчетах на десятки тысяч[183]. Сборный пункт решили устроить в Бекетовке: по сравнению с другими районами разрушений здесь было значительно меньше, хотя от общего жилого фонда оставалось не больше 10 %. По предварительным оценкам, “условия на сборных пунктах и в распределительных лагерях царили убогие – и это в лучшем случае… вот куда приходили пленные после долгих изнурительных маршей по окрестностям Сталинграда – без питания и размещения на ночлег, да еще при низких минусовых температурах, приходили в состоянии глубокой апатии и в вечном ожидании «спасительного выстрела», который бы положил конец их страданиям”[184]. Когда колонна Герлаха прибывает в Бекетовку, он, в отличие от многих других, обмороженных и вконец истощенных, еще способен воспринимать происходящее:

БЕКЕТОВКА. На улицах тьма людей, в основном женщины и дети. Сколько жизни в столь близком соседстве от мертвого города! Замкнутые лица, испытующие взгляды. Редкие угрозы словом или жестом. Подростки продираются вперед, замахиваются для удара. Конвойные спокойно, но настойчиво их останавливают. Все происходит бесшумно, почти без звука. Бройер кожей чувствует на себе чужие взгляды, которые впиваются в его лицо, и иногда – вот диво! – в них мелькает сочувствие. Тут же, правда, находится объяснение: голова его перевязана! Вид, наверно, ужасный, в грязных бинтах с засохшей кровью. Но рана на левом глазу, кажется, хорошо заживает и уже почти не болит. Забинтованная голова оказывает на окружающих магическое воздействие. Повязка на голове воплощает образ настоящего героя. С простреленным пузом или обмороженными ногами – уже не герой, нет, это совершенно исключено![185]