Прорыв под Сталинградом

На следующий день Бройер присутствует на встрече, во время которой Иоганнес Р. Бехер выступает с докладом о положении Германии после Сталинградской битвы. Впрочем, делает он это в довольно странной манере – бросаясь словечками вроде “шайка Гитлера” или “нацистская клика” так беспечно, что офицеры снова чувствуют себя “причастными к жалкой клике поносимых, от которой они только-только постепенно начали отмежевываться”[80]. Естественно, подобные речи особого энтузиазма у них не вызывают. Только один оживляется – сидевший рядом с Бройером “упитанный господин в светло-сером костюме”. Тут же дается его описание: “Серые, плохо стриженные по бокам волосы, куцая шея, широкоскулое лицо, в центре которого, как клубника, пламенеет нос картошкой”[81]. Позже выяснится, что этот “мужчина с носом” не кто иной как Вильгельм Пик, бывший депутат рейхстага от КПГ. Вильгельм Пик 1 июля 1945 года вместе с другими ведущими активистами вернется в Берлин, а с 1949 по 1960 год будет первым и единственным президентом ГДР. Но пока ему 64, и он стоит во главе КПГ, которая в Германии находится на нелегальном положении. Пленные “суздальские” офицеры поймут, с кем имели дело, только потом. И тогда наступит прозрение: “Боже правый, это же самые сливки! Пожалуй, от греха подальше, следовало бы пойти на переговоры…”[82] Делегация проводит в лагере десять дней, с 18 по 28 июня. Вильгельм Пик дает довольно жесткую и беспристрастную оценку многочисленным встречам с немецкими офицерами, которая не совсем вяжется с его добродушной внешностью, но полностью подтверждает выводы Бехера. Офицеры, пишет Пик, “считают, что оказывать на них давление и ожидать скорого ответа бестактно”. По его мнению, представляется совершенно невозможным за столь короткий срок привить пленникам мысль о том, что долг Национального комитета “помочь немецкому народу положить конец войне”[83]. С подачи Бехера и Пика антифашистскую газету Das freie Wort (“Свободное слово”) забраковали, ее редакторов, лейтенанта Бернта фон Кюгельгена и графа Генриха фон Эйнзиделя, правнука первого немецкого рейхсканцлера Отто фон Бисмарка, сочли слишком молодыми и неопытными, а оформление листка тенденциозным и “не отвечающим немецкому духу”[84]. С правнуком Бисмарка Генрих Герлах столкнется уже через несколько недель после знакомства с немецкими ссыльными коммунистами. Самое сильное впечатление на него в Суздале производит доклад некоего доктора Эрнста Хадермана – капитана, которого Арнольд еще на ранней стадии привлек к работе в антифашистскую газету. “Это был один из них, кто говорил на их языке. И мысли, которые он выражал, были их собственные, систематизированные, приведенные в порядок и систему рассудительным духом”, – писал он позже[85]. Вдохновленный Хадерманом Герлах пользуется лагерной библиотекой, богатой не только легким развлекательным чтивом. В ней собраны книги великих прозаиков XIX века, а также немцев Леона Фейхтвангера, Франца Верфеля, Арнольда Цвейга, Леонарда Франка, Томаса и Генриха Маннов, Германа Гессе и Эрнста Фихерта, Рудольфа Георга Биндинга и даже Ганса Кароссы. На библиотечных полках Герлаху попадается “Прощание” – автобиографический роман Бехера, вышедший в 1940 году в Москве, и тот прочитывает книгу с большим интересом. Такая увлеченность не остается незамеченной, и Герлаха вызывают для беседы, во время которой Арнольд недвусмысленно намекает, что видит для него в советском плену более высокое предназначение: “Вы поедете в другой лагерь. Там вам дадут возможность читать, учиться и еще общаться с правильными людьми”[86]. Похоже, так оно и было, никаких “подвохов памяти”, как может показаться на первый взгляд. Через 70 лет – об этом речь еще впереди – мне посчастливится напасть в одном российском архиве на след этой беседы. У Арнольда и в самом деле сложилось положительное мнение о Генрихе Герлахе, которое определило его дальнейшую судьбу в плену. В характеристике, датированной 14 июля, мы читаем: