Прорыв под Сталинградом

– Как видите, мы вынуждены задействовать пехотные резервы, – подытожил генерал. – Мы заблаговременно запросили подкрепление в лице десантников, однако еще в середине декабря от Верховного командования поступил отказ ввиду ограниченных ресурсов транспортной авиации. Еще тогда нам указали на необходимость усилить полевые войска за счет обозных, штабных и так далее…

Черт подери, это было совсем не похоже на прорыв! Офицеры заволновались. Взгляд Унольда оживился; он мельком взглянул на сидящего рядом с ним комдива. Лицо фон Германа побледнело; биение пульса ощущалось даже в кончиках пальцев. Его словно молнией поразило. Командование приказало прочесать тылы и подтянуть резервы две недели тому назад? То есть их армию пустили в расход еще в самый разгар наступления генерала Гота? ОКХ недвусмысленно сообщало: мы вам ничем помочь не можем – помогите себе как-нибудь сами… Получается, в верхах 6-ю армию окончательно списали со счетов? В таком случае – да, в таком случае их может спасти лишь немедленный переход в наступление с привлечением всех возможных сил! Чего же они теперь-то ждут?

– А что с “медузой”? С той самой подвижной структурой? – перебил он пафосную речь генерала и, ища поддержки, посмотрел на верховного главнокомандующего. – Я имею в виду, вы ведь планировали прорыв, разве не так?

Шмидт осекся, онемев от его несдержанности. Паулюс поднял взгляд и сощурился, словно глядя на нестерпимо яркое солнце. Его рука словно сама собой дернулась и вновь упала на стол.

– Предложение отклонено, – тихо промолвил он.

– Пока мы еще могли рассчитывать совершить прорыв своими силами, – невзирая на инцидент, продолжил Шмидт, – мы отказывались следовать рекомендациям Верховного командования сухопутных сил. Однако ситуация, как вы сейчас поймете, изменилась. Только беспощадная мобилизация собственных резервов и вывод их на передовую может позволить нам продержаться достаточно долго.

“Продержаться достаточно долго”… Так вот о чем шла речь! Продержаться в голоде и холоде, в этих варварских условиях, в которых солдаты мерли как мухи… И ради такой вот сомнительной перспективы они готовы были поступиться последним шансом на спасение? Прочесывание тыла обездвижит армию раз и навсегда, обречет ее на бездействие, заставит уповать на милость, отдаст целиком и полностью на откуп спасителю, грядущему извне – но грядущему ли?.. Генерал молчал. Слышно было тяжелое дыхание офицеров.

– Что за нелепица! – вырвалось у старого генерала-тигра. – Все резервы давно развернуты! Все, кто в состоянии держать в руках ружье, уже отправлены на передовую. Это мы знаем и без штаба армии!

Лишь он один, убеленный сединами, не боялся навлечь на себя гнев “злого духа” Шестой армии. Ему, бывшему когда-то изнеженным и ранимым курсантом, без малого сорок лет прусской муштры дали понять, что значит твердость духа. Ради нее он пожертвовал человеческими чувствами. Став председателем Имперского военного трибунала, он научился жестокости и презрению, а когда он постарел и начал мучиться коликами, в нем поселилась еще и непредсказуемая, желчная злоба. Генерал не боялся ни дьявола, ни его приспешников – он сам был им под стать. Испепеляющий взор начальника штаба 6-й армии был ему нипочем.

– Знаем мы, как вы развернули резервы! – набросился на него Артур Шмидт. – У вас хватает людей, чтобы строить себе такие хоромы, как эти…

– Просто неслыханно! – в гневе тигр ударил кулаком по столу. Усы его дрожали.

– Я попрошу вас, господа! – призывая к спокойствию, воздел руки Паулюс. – Серьезность положения…

Докончить фразы он не смог. Ему было стыдно, неописуемо стыдно за происходящее. Неужто никто не видел, что он сейчас чувствует?

– Верховное командование сухопутных сил вермахта передало нам свои расчеты, – как ни в чем ни бывало продолжил Шмидт. – Согласно им, из немногим более трехсот тысяч человек двести семьдесят тысяч должны находиться на передовой. По моим собственным подсчетам, здесь в котле околачивается без дела как минимум пятьдесят тысяч военнослужащих. Пятьдесят тысяч пехотинцев!

Пехотинцев? Это так он называет больных, валящихся с ног от истощения шоферов, подносчиков, землекопов и пекарей? Смешно! Неужто в генеральном штабе и впрямь одни дураки – или они просто делают вид, что ничего не понимают? Но под пригвождающим взором этого плута, пускающего пыль в глаза своими числовыми махинациями, никто не отваживался ни возмутиться, ни даже усмехнуться. Полковник фон Герман слушал его лишь вполуха. Все это его уже не касалось. Его вызвали сюда, чтобы он окончательно убедился: мечты о прорыве на запад, на который он все еще надеялся и который должен был возглавить, были похоронены раз и навсегда. Что бы за этим ни последовало, его это не волновало. Он чувствовал, как его окатывает удушающая волна обреченности, которая исходила от не говорящего ни слова главнокомандующего. Никакие бойкие выпады начштаба армии были не в состоянии ее заглушить.