Прорывая мрак времён (СИ)

— Нет, не бывает! — решительно покачала головой. — Когда настанет время, придётся встать на чью-то сторону.

— Думаешь придёт? Пора определятися? Аль можно так существовать? — Ведьма перестала улыбаться. Нефритовые глаза цепко принялись разглядывать. Проникали в подсознание: ковырялись, проверяли, вызнавали — Катя передёрнула плечами. Волосы зашевелились — ощущение не из приятных.

— Можно… — услышала собственный голос, со стороны. Откуда смелость такое говорить? Как рот вообще открылся без ведома хозяйки лепетать, причём, не зная что? — Но уже скоро. Особенно по вашему времени…

— Ишь, кая внимательная, — бабка вновь заулыбалась. — Моим летам? — голос похолодел. Катя сжалась — морозом окатило с ног до головы. — Ты мои лета не веси — не судити! А вот, когда настанет срок, тогда и решим, кто за кого будет. Ты пришла почто?

— Спросить…

— Вот спрашай, — холодно отрезала ведьма, — и подь отседаль.

— Простите, — сожалела искренне, — не хотела обидеть…

— Было бы иначе… — ведьма недовольно поджала губы. — Я сильше, раздавлю аки букашку. Но душа твоя чиста и открыта, поэтому разговор ведется. Спрашай, пока добрая.

— Кто я?

— Аки хто? — удивилась старушка. — Катька.

— Да что имя? — тряхнула головой. — Кто я есть, на самом деле?

— Катька! — убежденно заявила бабка. — Твои замашки, дарования, очи, никого не напоминают?

— Кошку, — неуверенно пробормотала Катя. — Так сказал упырь. Но, это разве может быть правдой? Я ведь до первой смерти обычной девочкой была?

— Опять! — ведьма стукнула по столешнице. — Вурдалака встретила. Несколько раз изгибнути. Творишь, что простому люду не дано. Обличали, что кошка. Родителей потеряла, а все ктому не веси?!

Каждая фраза, достигая цели, била метко и больно — оставляла рубцы в неокрепшем сознании. Катя сжалась. Но…слёз нет, словно запасы исчерпаны.

— Ижно — родительский лыдень! Запомни — ты одна! И должна доколе оставаться таковой.

— Таких, как я больше нет? — мечта, встретить подобных себе треснула.

— Почмо нету? Ести! — радость вспыхнула, но вновь угасла — ведьма отмахнулась: — Но не по тебе они! Толку мало. Встречаться с ними негоже. Помощи не дождётися, а могешь изгибнути.

— Невелика беда, — пробубнила Катя. — Умираю — воскресаю…

— Вот и я о том! — сверкала недобро глазами ведьма. — Почмо взбрело в башку, что бескончинна?

— Так… умирала столько раз…

— Волос длинок — ум корот! — шикнула бабка. Катя насупилась:

— Чего сразу обзываться? Я ведь ничего не понимаю, запуталась, потерялась…

— То и видно! Жизни попросту разбазариваешь, а они у тебя коротки.

— Как так? — опешила Катя.

— Одна — не больше пятнадцати. Так природой заложено. И всего девять!

Вот тебе «на». Что ж получается, одну треть уже прожила?

— Откуда знаете?

— Легенды неспроста рождаются… — загадочно бросила бабка и умолкла.

— Так что мне делать-то? — заскулила Катя — подкатывала паника.

— Буде тебе в истерики впадать, — скривилась старуха и незлобливо бросила: — Ещё не то переживешь. Ниче — крепче будешь. Когда пора придёт, чутьё приведет куда надобно. А мы — оставшиеся, незлобжный, но нас убедить, востязовати надобно. И ктому, ести средь нас обращенцы — примкнувшие, либо к вашим, либо к другим. Мало, но они ести.

Бабка запутала, вопросы разрастались, а докопаться до истины так хочется. Из сказанного понятно — есть разная нечисть. Кто-то охотится — прислуживает королеве, а есть и те, кто против — изгои. Те же, кто в стороне пока оценивают. Когда придёт время их будет нужно заманить, убедить… Катя замялась — самое щекотливое оттягивала напоследок.

— А в чём смысл моей жизни?

— Смысл? Смысл ести, — ведьма отвернулась. Катя замерла в ожидании. Старушка словно забыла о ней, уставилась перед собой и задумалась: — Найдешь книгу — уведити правду.

— Какую книгу? — ухватила долгожданную нить — смысл двигаться дальше.

— Называется ино история, ино хроники, но точно светения и тма.

«Хроники света и тьмы». Ну и название. О чём там? Спросить бабку? Рот открыла, но и слова сказать не смогла. Горло будто сковало льдом. Что за фигня? Ведунья хмыкнула. Встала и неспешно двинулась к печи. Взобралась по лесенке. Бубня под нос, ковырялась в ворохе тряпья. Замерла на миг и так же неторопливо спустилась. В руках поблескивала шкатулка.

— Тебе… — протянула, вернувшись. — Ижно все, чем могу помочь.

Катя приняла шкатулку. Деревянная, с потёмневшими металлическими тиснениями замысловатых неизвестных иероглифов по всему корпусу. Руки подрагивали — ещё до конца не зажили. Открыла — тряпичный свёрток. Раскрутила, из пальцев выскользнул кулон и гулко упал на стол. Невзрачный, продолговатый, размером — с мизинец. Подвязанный на обычной веревке. Неровная поверхность покрыта теми же значками, что и шкатулка. На кончике блеклый камушек. С одной стороны по всей длине — выщерблены и зазубрены, как у ключа.

— Одевай и не снимати. Бережи пуще очей своих, — прошелестела ведьма и подтолкнула в бок: — Тебе пора — утрие.

— Спасибо, — Катя нехотя встала.

— Стой… — бабка ковырялась в складках платья. Достала смятый кусок бумаги и сунула: — Когда прочтешь, в огонь брось.