Прорывая мрак времён (СИ)

Позади раздался стук. Трупная вонь коснулась носа. Обдало холодом, кожа покрылась мурашками. Крепче сжав кол, оборачиваясь, с размаху ударила возникшего из ниоткуда упыря — схватив за запястье, остановил. Катя вскрикнула — пальцы разжались, оружие со стуком упало и откатилось в сторону. Вжикнул воздух, и кулак ламии обжёг скулу — перед глазами пронёсся сноп искр. Отлетев, гулко стукнулась затылком и сползла на пол. Голова разламывалась, звон в ушах не смолкал — упырь, схватив за волосы, потянул вверх. Катя ахнула и вцепилась в крепкую руку. Тело будто само жило — жилы затрещали, кожа растягивалась. С гибкостью кошки извернулась, полоснула когтями и лягнула на «авось». Хрусту вторил вой боли упыря, но вскочить не успела — тварь хоть и отпустил, но вмиг придя в себя, с ожесточением пнул. Катя сжалась в комок, смягчая удар.

— Дрянь полукровная, — прохрипел ламия, распалившись. Схватил стул, шибанул её по спине. Тот с треском разлетелся. Катя всхлипнула. В руках упыря остались обломанные палки. Оскалившись, бил ими, как в ускоренной съемке. Яркие вспышки от каждого соприкосновения разносились по телу жгучей болью. Слёзы разъедали глаза. Прикрыв голову, опять сжалась — на губах прикус соленой воды и сладковатый слегка отдающий металлом.

Чувствительность притуплялась — сознание меркло, подступала темнота…

Запал упыря окончился — побои прекратились. Катя разлепила опухшие веки — карусель звёзд на фоне красной пелены затмевала взор. Перетерпела и сосредоточилась. Окровавленный пол. Нож метрах в трёх… Взгляд скользнул мимо — кол… под ногами упыря. Катя подняла голову. Ламия скалился — клыки удлинились, чёрные бездонные глаза засверкали. Отшвырнув палки, он присел на корточки:

— Не мечтал, что приедешь, — мягкий голос обволакивал, проникая в сознание. Упырь помотал головой. — Оказывается, нужно просто вежливо пригласить.

— Где… — Катя зашлась кашлем. Болью пронзало от каждого содрогания.

— О! — наигранно радостно воскликнул он. — Счастливая семья? Нам было весело!

Мысли ускользали, язык не слушался. Тело сотрясалось. Упершись руками в пол, Катя присела и утёрла лицо. Смачный плевок шмякнулся рядом — и бровью не повела. Еле выдавила:

— Где их тела…

Ламия вскочил и, вновь схватив за волосы, протащил:

— Лучше расскажу, как всё было…

Едва не уткнулась лицом в пол — перевернулась на спину. Давясь слезами и скользя по возмущенно скрипящему линолеуму, выискивала оружие. Онемевшие пальцы, зацепили кол. Судорожно сжала. Шанс — единственный и последний. Покалывание бежало по телу, как мороз по коже — силы возвращались.

— Вот здесь, — Ламия дёрнул к себе — Катя, закричав, подалась наверх. Ледяное дыхание опалило шею. Извернувшись, всадила кол в упыря — лицо исказилось гримасой боли и недоумения, хрип слетел с губ. Вцепился в её плечи, словно клешнями. Катя из последних сил вдавила торчащее древко глубже. Ламия покачнулся и упал, как подкошенный. Отступила и, упершись спиной в стену, сползла на пол. Дыхание вырывалось с клокотом, в горле пересохло. Красно-жёлтое пламя охватило обездвиженное тело. Испепелив, угасло, так же как появилось — извне.

Чутьё замолкло, будто понимая боль и ужас произошедшего. Заткнулось, давая время прийти в себя. Тварь убил маму и папу. До последнего надеялась… что это не так. Плевать, что глупо. Если так нужна королеве, могли их взять в заложники. Для шантажа! Но убивать?! Зачем? Почему… Лучше бы сама сдохла… как пережить смерть родителей? Их нет! Вина останется до конца жизни! А зачем она вообще нужна…эта жизнь? Собственное паскудство рано или поздно сгнобит, совесть выест брешь, испепелит душу. Умереть — единственный выход. И умереть нужно окончательно, найти способ и покончить с мучениями. Звенящая тишина поглотила. Катя глядела в одну точку — ни мыслей, ни боли. Пустота обволакивала…

Тонкий, как писк комара, звук засвербил в голове. Усиливался, изменяясь в омерзительно-царапающий мозг. Острый импульс пронзил виски. Нужно идти! Застывшее тело отреагировало, будто часы. Катя вскочила. Подхватив рюкзак, направилась к выходу, словно робот — встала и пошла. Боль проходила. Чутьё, не переставая, шептало — двигайся, двигайся… Нехотя, со скрипом мышцы разминались. Зачем идти? Куда? Смысла нет. Чернота — полная и беспросветная. Сдаться упырям и будь что будет. Ничего другого не осталось, так проще. Желание, стремление, воля — отмерли. Виски сжало сильнее. Назойливый голос не отпускал — хватит ныть, вперёд, двигайся…Противиться, значит, получить новую порцию адских ощущений. Катя стиснула зубы и, скрепя сердце, вышла на улицу. Смеркалось. Воздух полегчал. Облако мошкары, жужжа, так и норовило попасть в глаза. Катя по сторонам не глядела — смысла нет. Картина везде одна и та же — кровавые пол и стены, красные сгустки на ноже и осколках трубки… Чутьё право. Лучше наказание — жизнь! С отменной памятью…