Прорывая мрак времён (СИ)

За что люблю папу, всегда трезво мыслит, чувства не напоказ. Если сказал — сделаю — кровь из носу — сделает! Единственное, почти всегда на работе. Лаборатория, пробирки, исследования… Может месяцами над опытами корпеть. Вот тогда — скучно и одиноко, а дома — хоть удавиться. Мама всё накипевшее, ясное дело выливала на того, кто есть. Доставалось часто. Нет, не била, но… Она, конечно, тоже хорошая, но больше недовольства ощущается, осуждения. Это не так, это не то. Не так одеваешься, не так смотришь. Куда идешь? С кем идешь? Зачем умерла? Замечательный вопрос, даже папа обомлел. Так посмотрел на мать… Хотелось нагрубить: «Ой, так в школу не хотелось! Дай, думаю, для разнообразия умру!» Видимо, поэтому папа и пропадал в лаборатории. Чтобы глупости от мамы не слышать. Вроде любишь её, но… отдых нужен всем.

Не глядя по сторонам, последовала за родителями. Села в авто и уставилась перед собой. Странно все, чужое и пугающее. Словно уснула в одном мире — проснулась в другом: раздражительном и назойливом.

— Кать, всё нормально? — встретилась с обеспокоенным взглядом отца в зеркале заднего вида. Он управлял машиной, ловко крутя «баранку» и юркая в освободившиеся участки забитой трассы.

— Да, пап… Всё путем! — сложила руки на груди и откинулась на спинку сидения. Мать рядом. Лучше не смотреть — ещё разревется, а это раздражало, и так голова с самого утра раскалывалась, будто церковники там колокольню устроили. Врачам не сказала, тогда бы не выпустили. Вновь анализы, датчики, уколы… И так консилиумы собирали — совсем замучили вопросами и тестами. Как, да что случилось? Упала и умерла! Если бы знала, сама диссертацию написала.

Катя посмотрела в окно. Всё плавало, словно глядела через призму искажённого стекла. Яркие, как на картинках экспрессионистов, сливающиеся краски — вывески магазинов, кафешек, салонов, бутиков. Звуки и шумы то обострялись, то умолкали, будто кнопку «громко» включали и выключали. Запахи уплотнялись, пугая тошнотворностью. Катя зажмурилась, прислушиваясь к новым, доселе не испытываемым ощущениям.

— Солнышко… — далёкий протяжный голос вырвал из прострации. Мать выглядела удивленной. — Ты уверена, что всё нормально?

— Да, — хрипло отозвалась и прокашлялась. — А что?

— Ты… — мать брезгливо сморщилась и бросила умоляющий взгляд на отца, — принюхиваешься…

Вот блин! Да что происходит? Почему голова разрывается на части? Мир пугает…

— А от тебя опять выпивкой несёт, — шикнула и отвернулась, заёрзав на месте. Мать глубоко втянула воздух и замерла. Даже глядеть не надо — опешила, лицо раскраснелись, будто пощечин заполучила. Шумно выдохнула и отодвинулась.

Зачем мать обидела? Дура! Она волнуется, переживает. Ну, подумаешь, опять выпила. Это их с папой дела… Чёрт! Принюхивалась? Может, всё же стоило врачам показаться? Протяжный визг тормозов, царапая мозг, отвлек от мыслей. Катя всматривалась, выискивала. Что за звуки? На самом дальнем перекрестке машина, вильнула в сторону, уворачиваясь от бабульки, переходящей дорогу. Затормозила так резко, будто наткнулась на невидимую стену. Дверца распахнулась, выглянул грузный темноволосый мужик. Лицо яростное, глаза дико вращались, рот разинулся. Послышался приглушенный, едва различимый гул возмущенных голосов: мужской — плюющий ругательства, маты и старческий — едко бубнящий. Разве возможно слушать на таком удалении? Ничего себе! Катя мотнула головой — мимо с нарастающим гулом пролетело авто, словно реактивный самолёт, звуком разрывающий перепонки. Зажала уши и зажмурилась. Больно-то как! Подышала глубоко, боль утихала. Чуть отпустило, Катя вновь открыла глаза. Реальность искажалась, цвета притуплялись, запахи обострялись, звуки усиливались. Серость и безликость сменялась яркими пульсирующими красками. Мощное сердцебиение гулко отдавалось в голове, как перестук колёс мчащегося поезда. Мир красноватых двигающихся сгустков — наложение одного на другое! Всё это единый организм: ослепляющий, восхищающий, ужасающий. Уши заложило, вокруг образовался вакуум. Вязкий воздух давил сильнее — дыхание прерывалось, на горле стягивались невидимые путы. Что это значит? Витрины магазинов, дома, высотки — мелькали с бешеным ускорением. Люди слились в сплошную тёмную полосу. Реальность потерялась, отступило все: рамки, границы, будто взмываешь в невесомости. Шквал звуков утих — выделилось журчание воды. Катя сфокусировалась — проехали открытое кафе. Официант наклонил чайник над чашкой… Нервно дернув ручку, опустила стекло. Резкие запахи ударили по носу — поморщилась.

— Катя… — вырвал из мира ощущений обеспокоенный голос отца, — что с тобой, милая?

— Можно нёмного прогуляться, — ошарашено прошептала, глядя в никуда. — Я так давно не была на свежем воздухе.

— Детка, ты уверена? — папа взволновано поглядывал через плечо. — Ты… в общем, ты ещё слаба. Может, лучше домой?