Мое личное отношение к происходящему на Корейском полуострове резко изменилось после великого глобального бума 2003–2007 годов, когда создавалось полное впечатление, что корейское «чудо» пошло на спад. Как большинство азиатских наций, до этого момента Южная Корея росла и развивалась прежде всего за счет производства дешевых и относительно дешевых товаров, предназначавшихся для продажи в богатых странах, но эта стратегия, казалось, исчерпала себя. К 2003 году выпуск продукции данного типа составлял такую огромную долю экономики Южной Кореи, ее доля от мирового экспорта промышленных товаров была так велика, что было крайне трудно найти там хоть какое-то пространство для дальнейшего роста. Тем не менее на сегодняшний момент на обрабатывающую промышленность страны приходится 31 процент экономики, в то время как всего пять лет назад этот показатель составлял 26 процентов, что, несомненно, в очередной раз подтверждает непревзойденное мастерство Кореи в сфере промышленного производства. Кроме того, Корея сегодня уверенно выходит за рамки своих традиционно сильных отраслей – производство автомобилей и стали – и превращается в глобального игрока в принципиально новых направлениях, например: выпуск промышленного оборудования, робототехники и аккумуляторных батарей, аэрокосмическая промышленность, биотехнологии и материаловедение. Так что корейское «чудо», судя по всему, продолжается.
Правила экономического роста варьируются в зависимости от времени и страны. Например, раньше, если доля обрабатывающей промышленности в экономике страны достигала 25–30 процентов от ВВП, можно было ожидать, что в этой области достигнут естественный лимит и экономика, скорее всего, сместит свой фокус на сервисный сектор. Обычно данный сдвиг происходит на относительно ранней стадии игры под названием «экономическое развитие», при доходе на душу населения не выше 10 тысяч долларов. Так было в Соединенных Штатах, Японии и даже в Германии, обрабатывающая промышленность которой и сегодня остается мощным сектором экономики страны. Однако все это еще не значит, что закон переключения фокуса на сферу услуг работает во всех странах и во все времена, и Южная Корея, возможно, представляет собой исключение из данного правила, хотя и редкое.
Приехав в Южную Корею в 2007 году, я увидел нацию, которая не знала, как реагировать на знаки судьбы. Надо сказать, что на предыдущих этапах развития Сеул на удивление легко и с огромным мастерством договаривался с нацией обо всех важнейших изменениях: о переходе с легкой промышленности на тяжелую, с текстильной на сталелитейную и т. д. Начиная с Пак Чон Хи – генерала, захватившего власть в стране в результате переворота 1961 года и руководившего народом вплоть до своей насильственной смерти в 1979 году, – целый ряд автократических корейских президентов продемонстрировал бесспорную способность управлять административно-командной системой, создав, в частности, такие национальные промышленные гиганты, как Samsung и Hyundai. Южная Корея стала мировым лидером в сталелитейной промышленности, нефтехимии и судостроении.
К 1990-м годам следующий логичный шаг заключался в усилении и развитии внутреннего потребительского рынка и создании сильных сервисных отраслей: страхования, туризма и розничной торговли, – но Сеул будто вдруг лишился своего дара в деле развития. Государство научилось освобождать производителей для свободной конкуренции, но так и не смогло заставить себя не вмешиваться в дела сервисного сектора, в котором даже сегодня темпы роста продуктивности почти вдвое ниже, чем в производственном, прежде всего за счет назойливого регулирования и управления со стороны государства. Когда в конце 1990-х «корейская поп-музыка» стала настоящим азиатским хитом, Сеул, верный своим родительским инстинктам, умудрился создать специализированное государственное агентство для продвижения этого музыкального направления и управления им.