Проселок

Право, неоцененное свойство памяти — забывать! Вот чему надо удивляться в ней, а не пресловутой «безграничности». Тренируйте свои способности забывать — в нужный момент это может спасти вам жизнь. Я внушаю Тамаре очевидную мысль о благе беспамятства и ссылаюсь на Митю как на удачный пример. Если и был он подвержен тому, что именуется «афганский синдром», — а у нас нет оснований сомневаться в этом, — то напряжённая «работа забывания», по-моему, принесла свои плоды: он окончил университет, женился, нашему внуку Антону восемь лет. Возможно, лишь то маленькое смешное обстоятельство, что малыш упорно твердит: «буду киллером», несколько умеряет наш оптимизм; как бы не случилось так, что «вытесненное» родителями передаётся детям на генетическом уровне. Как врач я не сомневаюсь — имела возможность убедиться в существовании наследственной памяти. Наши мальчики играют в «киллеров и банкиров», в «хаджи мурата» (бывшие «казаки-разбойники» говорит муж), в «акулу»: надо погрузиться в воду и дышать через тростинку — кто дольше. Как мне было объяснено, «акула» — это подводная лодка с ядерными ракетами.

Итак, я внушала Тамаре мысль о необходимости жить путём забвения и доказывала возможность подобного, ссылаясь на пасынка, как вдруг случилось то, что если не опровергло мою теорию, то в значительной мере поколебало. Мне пришлось внести в неё дополнения, которые — так мне кажется — отныне сделали её практически неуязвимой. Они всего-навсего касаются лишь вещей. Я поясню, но прежде вот что произошло.

Забыться легче всего в работе и, памятуя о том, мы вскоре по ее приезде помогли Тамаре устроиться продавцом в магазинчик, открытый одним из талдомских предпринимателей в нашей сторожке у въезда в «товарищество». Все были несказанно рады этому новшеству — хлеб, молоко, одним словом, «полный ассортимент», и под боком! Но радоваться пришлось недолго. На купца, как говорят нынче, «наехала группировка», он, видимо, по неосторожности, отказался платить дань, и однажды средь бела дня к избе подкатила «иномарка» с четырьмя бандитами, и те принялись громить нашего любимца, нашу гордость, нашу продуктовую лавку, уже снискавшую себе славу в окрестных селениях. «Боевики» при этом явили миру истинно русское непотребство: вспарывали мешки с сахаром, били бутылки, переворачивали бидоны, топтали заморскую дорогую снедь и в заключение всё полили бензином, приготовляясь устроить показательный фейерверк.

Но не успели. Наша бедная Томочка прибежала в слезах. Я только видела, как Митя рванулся на огород, в следующую минуту он мчался к воротам.

Он расстрелял их всех. Несколько автоматных очередей вспороли тишину, над сторожкой задымило, взметнулся огонь. Когда мы, сбросив наконец вызванное шоком оцепенение, прибежали туда, уже рухнула крыша, и только пламя гудело и потрескивало, и пахло жареным. Дмитрия нигде не было видно, мы поторопились уйти, чтобы не возбуждать любопытства. На пожар начали стекаться люди.

Следствие, как нам стало известно позже, не смогло идентифицировать четыре обгоревших трупа, а ставшее бесхозным авто оказалось краденым. На дознании в РОВД Тамара, по её словам, «прикинулась дурочкой», твердила только: «Четверо на машине в масках!», плакала и жаловалась на свою несчастную судьбу.

Дело, как водится в таких случаях, скоро закрыли.

Некоторое время нас не покидало ощущение нереальности, какого-то напряжённого ожидания — имею в виду себя и мужа, Лорочка уехала в Москву в надежде, что Митя там, дома. Но дома его не оказалось. Дети притихли. Когда это всё случилось, их, к счастью, поблизости не было, Антону просто сказали, что папу вызвали на работу, и он срочно уехал. Иван понимающе усмехался и ни о чём не спрашивал.

Возвращаюсь к своей теории. Хорошо бы назвать её «вещизм», но если память не изменяет мне, этот термин уже пристраивали к месту борцы с «мещанством» в советские времена и ещё, кажется, какие-то литераторы, пытавшиеся «овеществить» самого человека. Поэтому оставляю пока явление неназванным — его от этого не убудет. А для примера возьму снова тот же «калаш», столь искусно закопанный Дмитрием на огороде, что смог быть выхвачен в одну секунду. Мы говорим: сродниться с вещью — это значит поместить в неё часть души, часть жизни, привязать к её материальности целый мир воспоминаний, и каждый раз, беря в руки, как бы озарять новым светом этот кусочек безвозвратно утекшего. Если долго палил из автомата, не удивительно, что, ощутив на руках его привычную, приятную тяжесть, объяв спусковой крючок указательным твёрдым пальцем, в следующее мгновение нажмёшь на него. Я могла бы привести другие примеры и вообще признаться: честь изобретения мне не принадлежит, читайте классиков.