Прощай, Америка!

– Есть. Вон Джонни блюет. Ему генеральская шестерка чуть голову не проломил. Джонни, не хочешь поздороваться с биг рашен чиф Пиетровитч? – Лукаш протянул Джонни телефон.

– Без комментариев, – пробормотал Джонни. – Пошел он в жопу, твой биг рашен чиф…

– Он посоветовал тебе…

– Я слышал, что он посоветовал, – сказал Петрович. – И спишу это на ушиб головы. А по Четырнадцатой вы не проедете, там все перекрыто.

– Тогда я по Двенадцатой, через тоннель и до Кей-стрит. Там свободно?

Петрович, по-видимому, отнял трубку от уха, стала слышна какая-то мелодия – духовой оркестр наяривал что-то веселенькое. «По Кей он доедет?» – спросил Петрович в сторону, и кто-то ему ответил, что доедет, должен, хотя сейчас в Вашингтоне черт голову сломит, но на Кей вроде все чисто.

– Тут говорят, что по Кей… – начал Петрович, но Лукаш дослушивать не стал.

– Хорошо, – сказал он в трубку. – Я слышал. Только ты мне скажи, Петрович, куда мне тушку генерала Колоухина девать? Оставить в госпитале или к тебе везти вместе с бумагами и вещами?

– В смысле – тушку? – чуть помолчав, спросил Петрович.

– В прямом. Генералу не повезло куда больше, чем мне. Вот по просьбе Джонни я тело и привез. Вроде еще не завонялось… Куда его лучше для опознания?

– Дурак, что ли, совсем? – с очень натуральным удивлением осведомился Петрович. – Покойника-то зачем тащил? Бросил бы его там…

– Джонни надеется, что за мертвое тело тоже полагается вознаграждение. В лучших традициях Дикого Запада – доставить живым или мертвым…

Джонни оперся о капот машины и встал.

– Выгрузи в госпиталь, – сказал Петрович. – Я туда позвоню, предупрежу. И полицию – тоже предупрежу. Там все нормально было, ты не подставишься?

– Нападение с захватом заложников, перестрелка генерала с шерифом, моя самозащита и все такое, – вздохнув, перечислил Лукаш. – Шериф подтвердит. И свидетель тоже. Целый федерал…

– Не очень целый, – поправил Джонни слабым голосом. – Совсем не целый. Умру я, наверное.

– Выживешь, – пообещал Лукаш. – Зря я тебе, что ли, жизнь спасал?

– Скажи ему, что за покойника тоже что-то полагается, – сказал Петрович. – Может, даже в полном объеме. Порадуй жадину, а сам в госпиталь, прими помощь, пообщайся с полицией, а потом – ко мне.

– А сам ты уже не можешь приехать к раненому подчиненному? – желчно осведомился Лукаш. – Я, значит, истекая кровью, прорвался сквозь заставы и патрули, меня чуть не убили и несколько раз целились даже из пулеметов, а ты меня будешь в офисе ждать?

– Представь себе. Я занят. У меня – посетители. И если ты не перестанешь ныть, то к твоей огнестрельной царапине прибавится еще и пара закрытых переломов с ушибами. Я доступно излагаю?

– Доступно. Понял, шеф. Есть, шеф. Больше не повторится, шеф. Ты тогда свяжись с нашими оккупантами и по поводу вознаграждения напомни. Мне, как я понимаю, полагается тоже толика малая? Джонни за жмурика не собственного изготовления пятьдесят штук многовато будет…

– Закрой рот, подбери слюну и отправляйся в госпиталь, – посоветовал Петрович и прервал соединение.

– А я к тебе, как к порядочному… – тихо сказал Джонни. – Многовато… Из-за твоего интервью мне чуть голову не проломили, а ты… Кстати, если все деньги передадут мне, то есть одна схемка по налогам. Потеряем процентов до десяти, ну до двенадцати… А если ты свою долю будешь получать отдельно и официально, то сколько там у тебя отрежут в России?

На Джонни информация о деньгах повлияла, как холодный компресс. Голос окреп, движения стали более уверенными, а когда Лукаш и федерал сели в машину, на щеках Джонни вроде даже заиграл румянец.

– А чего ты ему прямо из Бриджтауна не позвонил? – спросил Джонни, когда Лукаш тронул машину с места. – Он бы еще и вертолет прислал…

– Кто прислал? Петрович прислал? Не смешите меня, – отмахнулся Лукаш. – А звонить я не стал, ибо даже у мобильных телефоном могут быть уши. Пятьдесят штук евро – это повод перехватить машину? Нас бы выгрузили, зарыли бы где-нибудь…

– Ну, прямо мегабоевик, – Джонни попытался покачать головой, но зашипел и схватился за голову обеими руками.

– Боевик не боевик, но зачем светиться из-за ерунды? Доехали и доехали. Если бы он не позвонил, я бы до самого госпиталя сохранял режим молчания. Бывали, знаете ли, случаи…

Лукаш устал. Болела рука, но не это было самым трудным. С утра он играл балбеса, днем он играл балбеса, а потом исполнил для предателя и перебежчика монолог туповатого киллера на службе государства, сейчас все еще нужно продолжать игру и снова перед единственным зрителем. Хотелось встать под душ, смыть с себя грязь, пот и кровь, а потом… Потом напиться до свинского состояния. К девкам из миссии Красного Креста завалиться, Инга глазки вчера строила совершенно недвусмысленным образом.

Кому все это может мешать? Петровичу? Так не мешает же. Ничего не изменится, если Лукаш к нему явится не сегодня к полуночи, а завтра утром. А еще лучше – в полдень…