Прощай, Атлантида

– Во! – поддержал подросток. – А то он еще с не той масти выйдет в расход. Я его жалею, на трудном месте сидит, арифметику, знаешь, как надо знать. Это тебе не мать-перемать.

– А вы что же? – указал географ на стол. – Покушайте…выпьете?

– Мне нельзя. Я же школьник числюсь. Когда в нашей матери-родине каждый школяр начнет дурь нюхать и ханку жрать – чего это будет за матерь? Нам, слесарек, что завещал безголовый и безрукий – учиться и учиться, а не бормотуху лакать. Научись кто чему может – воруешь, так хорошо воруй, слесаришь, так на совесть. Давалка ты – так в чистоте и уважении к чистому клиенту, профессор ты – так учи по-ленински без взяток.

Налог мы и с торгового ворья сберем. Профессор, пишут, как рядовая подметалка хавкает, а должен – по крайней, как профессионал-щипач. Ладно, слесарек. Ты скажи мне, ты, случаем, не слыхал – кто это такая была, атлантида? А то мне один кореш прожужжал.

Тут подошел распаренный, красный Барыго и, отчаянно жестикулируя, сообщил Папане:

– Желтые через час припрут. Удавливать дружбой будут. Ты бы хоть посидел, меня с бортов подстраховал.

– Сам, сам, – степенно поднялся подросток. – Все вас учить, подготовишков, надо. Я вам тоже тут не бронзовый Владимир Ильич, – и скрылся.

Евсей судорожно нагрузил себе разных закусок, плеснул в крупный стакан, опрокинул со вздохом и стал суматошно работать вилкой и челюстями. Потом оторвался от тарелки и удивленно уставился на географа:

– Ты чего, Арсений Фомич, три раза на дню по ресторанам брюхо упражняешь? Кушай, пей. Давай плесну в стакашку. Ну, вот. Со свиданкой.

– Эти, – крикнул он, указывая вилкой вверх и вокруг, – все меня в аппаратную свару сватают, потоками экономики крутить, имидж с месседжем ковать, вашу мать. А я, Сеня, – выпучил он глаза, – как чинушу-волкодава увижу, сразу рученки сами к удавке лезут. Мне эти кувшинные моськи во где! – и он так отчаянно дернул ножом, которым проффессионально орудовал до этого, у горла, что географ невольно, как фламинго, подавился форелью. – Сколько я пакетов, да кульков с зеленью этой шушере перетаскал, как вспомнишь – за державу обидно. Да на эти поганые бабки мы бы яслей для безмозглых с детства понатыкали, детсадов для плохоговорящих из слабых семей понаставили и приютов-качалок для старых немощных жоп. А так – в лисьи норы, и все по загранкам. Приду в начальники – всех удавлю, будут у меня крысаки рысаками бегать, заботой ошпаренные. Чтоб область в будущую сознанку скакала. А кто на скаку остановит – подойду к кувшинному и тихо скажу, сегодня утюг тебе в пах, а завтра бери лопату, и будешь себе ямку, буратинка, скресть. Давай, Сеня, выпьем. За ямку. Слабо пьешь, слабо вилкой орудуешь. Ты, небось, когда парень был – при родителях состоял? В университетах, я слышал, изучался, портки мучил.

– Был такой грех, – согласился географ.

– И имя у тебя хорошее, Арсений. Галлий, арсений, америций, скандий – редкоземельное имя, земеля. Вот какие имена людям давать. А мы из под полы, ну, наши пацаны, – косоротым друзьям вынуждены за копейку дарить, да за обещалку. Потому что на всех углах жопа-чинуша глядит смотрящим. А я бы, может, вместо этой мороки, лучше в университет какой сходил. Или девушку полюбил. А все некогда. Давай, пей. Ты, небось, Сеня, когда в студентах батрачил, и девушек тогда уважал?

– Уважал, – сообщил Сеня и почему-то сильно хлебнул водки.

– Любил?

– И любил, – допил стакан географ и схватил для страховки огурец.

– И я любил, – признался Евсей, тяжело дыша. – Тогда еще любовь вокруг меня бродила. А ведь, кругом, Сеня, мгла вокруг стояла. Откуда ей, любви…Не мог я по университетам мотаться, если б даже сдох. Это потом экономики, по нужде, нахлебался. В годы поминок по социализму. А когда парнем был – туфта. Ты, небось, в чистом доме на скромном стуле за письменным прибором старался. А я? Хоть бы я как купюрная считалка ерзал, все выше лагерной вышки не прыгнул бы. Давай, по пол лафита, ага…

– А я знаю, – запальчиво возразил географ, – по другому. И у меня в классе такие хлопчики есть. Из бедных хорошими традициями семей, из смурных районов проживания. А тянутся, учатся с удовольствием через силу, себя уговаривают. Не все пропадают в группах тюремной подготовки, есть и стойкие. Только бы не слишком часто слушали музыкально-денатуратных камлателей: " степ бай степ, пока от монитора не ослеп". Хорошие есть ребятки…