Прощай, Атлантида

– Неделю уже, как не прибыла. И не ждем. Так что, дорогой безглазый соратник по счастью, успеха Вам по семейной жизни шагать и так далее, а мы тут… у нас фронт на первом этаже работ, одних списанных материалов… некомплект… брак, несуны, мыши, – запутался он. – Вот простыни в стирку сдаю. Две полуторные сдал, а обратно возврат – одна двуспальная рваная. У многих умственных от бывшего труда недержание, проблема мочи в голову и обратно, наволочки ночами жуют, – понес ахинею и вслед удаляющемуся географу крикнул. – Глазик последний на будущее берегите.

Двумя этажами выше, куда географ юркнул по неприметной лестнице, оказалась довольно просторная телевизионная комната, где вовсю работал телевизор без звука и шумели и галдели полтора десятка постояльцев в похожем на больничное обмундировании. Посреди группы бегал заводила, тот самый худой и небритый, которому не хватало тридцати рублей, и трубно вопрошал в подобие микрофона, бывшую детскую скакалку с обрезанным шнуром:

– Что-то дама в углу, Ваш Ай-Кью сегодня пляшет адью. Дуба стоеросового дает. В сегодняшней викторине вы не фаворитка. На Вас не поставишь и свечку. Ну-ка, опять вам вопрос: "Кто не кует, а числится?".

– Мелодический ряд в сложной полифонии теряет терцию, – крикнула, чуть не плача, означенная дама и запахнула расползающийся халат какой-то скалящейся мочалкой, возможно, бывшим горностаем.

– Кузнечик! – надсадно завопил полный дядек, жуя от нервов яблоко. – Мы кузнецы, и дух наш – молот. И серп и молот ниву покорят, на бескозырке якоря, и те горят. Труда и почета отсчет, на древке мы выведем: время, взлетай поскорее вперед.

– А вот наш уважаемый составитель спичек…

– … спитчей… – обиженно поправил дядек.

– …я и говорю, пищик. Составитель сегодня в апоплексическом ударе, – крикнул затейник. – Поапплодируем ничего не соображающему. Внимание, сейчас главный приз – собранные по подписке тридцать рублей. Вопрос – чем отличается паранормальная дизфункция униатской историографии от так называемого местечково-волостного стереотипажа.

Посыпались ответы:

– Этот шире. – Просто тогда волосистей были. – Неблагозвучных вопросов дамам не задавать. – Давать, давать с заду.

– А хоть бы и цветом, что с того! – ловко крикнул автор спитчей. – Сам не знаешь, айкьюкала.

– Знаю, но не скажу, – со злобной ухмылкой закончил викторину ведущий. – Чтоб вы порылись в библиотеках, а не в чужих тумбах. До новых, новых встреч у экрана, дорогие друзья.

Поднялась суматоха. Кто-то крикнул:

– Авантюрист, экспроприатор, досрочно сдвинем из этажных старост. Отдай заначку, знайка шелудивый. Отдай диве десятку, которую до среды.

– Ему надо, как медведю, на ухо наступить, – бросилась к обидчику дама с горностаем, и правда пытаясь тапком придавить тому ухо.

– А где шестой этаж? – растерянно поинтересовался Сеня у пробегавшего возбужденного старичка, свертывающего в боевую трубу, как для битья мух, газету " По клеткам с ручкой шагая".

– Там, там, за поворотом, где и пятый. Только шестой называется, – старичок вплелся в кружево тел.

Но за поворотом был тупик – глухо зарешеченная пожарная лестница и пожарный щит с нарисованными на нем горсткой песка и огнетушителем. Легко было догадаться, что лесенка пряталась внутри широко раскрытого Арсением низкого щита и привела его на небольшую площадку опять же с двумя дверками, на одной из которых виднелась табличка "Этаж 5", а за дверкой была каменная кладка, а на другой "Этаж…" и мелом вписано "6".

За этой дверкой он увидел на узенькой, как каюк каюра, коечке худое и желтое сморщенное существо, выпраставшее лучины рук на одеяло и лежащее неподвижно и с закрытыми глазами. Это была, несомненно, Аркадия Самсоновна.

Но тело старушки было недвижно и никак не отозвалось на шепот посетителя. Географ поставил чемоданчик к тумбочке, и увидел на ней апельсиновый сок, печенье и еще три свежих яблока. Потом безуспешно повторил:

– Аркадия Самсоновна, это я – Ваш одноглазый посетитель.

И старушка открыла глаза.

* * *

Старушка широко открыла глаза и посмотрела на Арсения с изумлением. Но ни одна черточка ее лица не дрогнула и не прочертила новую морщину, подтвердившую бы это сильное чувство. Аркадия Самсоновна не шелохнулась, укрытая серой тряпкой и одеялом, остались недвижными ее брови, не дрогнула шея и сучковатые палочки обвязанных венами рук, лежащие поверх покрывала.

– Вот он, – поднял географ серого фибрового путешественника за вертлявую, слегка соскакивающую ручку. – Вот Ваш чемоданчик заказанный. Из комнаты Вашего дома, в полном, надеюсь, здравии.

Арсений присел на стул возле старушки, чтобы не упасть от неожиданного известия, которое собирался поведать, и подумал, что бы сказать.

– А Феня – ну и актрисса. Кабаниха и Офелия в одной лодке, не считая других афиш, ловкая старушенция, сильно меня выручила.

В глазах Аркадии мелькнуло беспокойство.

– Я видел Вашего сына, – вдруг, помимо воли, выкинул Арсений.

В бабушкины глаза тут запрыгнул страх, настоящее паническое опасение, и, чтобы спрятаться от него, Двоепольская прикрыла дрожащие, как диафрагма старого аппарата, веки.