Прощай, Берлин

– Ты когда-нибудь был в коммунистическом кабаке возле Зоологического сада? – спросил меня Фриц, когда мы вышли из «Саломеи». – Под занавес стоит заглянуть туда. Через полгодика, может быть, все мы наденем красные рубашки.

Я согласился. Мне было любопытно, что скрывалось под определением «коммунистический кабак».

Оказалось, это – выкрашенный в белый цвет подвальчик. На длинных деревянных лавках за большим голым столом сидело человек десять – как в школьной столовой. На стенах пестрела экспрессионистская мазня, коллажи из газетных вырезок, игральных карт, пивных подставок, спичечных коробков, сигаретных пачек и голов, вырезанных из фотографий. В кафе набились студенты, почти все одетые с вызывающей небрежностью. Молодые люди в матросских свитерах и замусоленных мешковатых брюках, девушки в растянутых джемперах, в юбках, кое-как заколотых английскими булавками, и небрежно завязанных цветастых цыганских платках. Владелица курила сигару. Парень, изображавший официанта, слонялся с сигаретой в зубах и, принимая заказы, похлопывал посетителей по спине.

В подвальчике царили притворное веселье и легкость, я сразу же почувствовал себя как дома. Фриц, как обычно, встретил много знакомых. Троим он меня представил: студенту живописи Мартину, Вернеру и его подружке Инге, полненькой и живой. На Инге была маленькая шляпка с пером, которая придавала ей комическое сходство с Генрихом VIII. Пока Вернер болтал с Инге, Мартин сидел молча – тонкий, смуглый, с продолговатым лицом, резко выступающими скулами, тонко очерченным носом и сардонической улыбкой заядлого конспиратора. Позже, когда Фриц, Вернер и Инге подсели к другой компании, Мартин заговорил о грядущей гражданской войне. «Когда разразится война, – разъяснил Мартин, – коммунисты, у которых очень мало оружия, будут контролировать ситуацию. Полицию они задержат в гавани при помощи ручных гранат. Необходимо будет продержаться три дня, потому что советский флот стремительно подойдет к Свинемюнде и высадит десант».

– Я целыми днями изготавливаю бомбы, – добавил Мартин.

Я кивнул и смущенно ухмыльнулся, не понимая, то ли он разыгрывает меня, то ли сознательно ведет себя столь неблагоразумно. Он явно был трезв и не производил впечатления чокнутого.

В кафе вошел на редкость красивый юноша лет шестнадцати. Его звали Руди. Он был одет в косоворотку, кожаные шорты и ботинки мотоциклиста связи. Он прошествовал к нашему столу с видом героя-связиста, успешно вернувшегося после смертельно опасного задания. Однако отчета не последовало. После эффектного появления он по-военному резко пожал всем руку, спокойно уселся рядом с нами и заказал стакан чая.

Сегодня вечером я вновь посетил коммунистическое кафе. Это действительно прелестный мирок, со своими интригами и контринтригами. Здесь есть свой Наполеон – зловещий бомбоизготовитель Мартин; Вернер – местный Дантон; Руди – Жанна Д’Арк. Каждый подозревает каждого. Мартин уже предупредил меня, чтобы я был осторожен с Вернером – он политически неблагонадежен: прошлым летом украл все деньги молодежной коммунистической организации. А Вернер предостерег меня против Мартина: он нацистский или полицейский шпион или состоит на службе у французского правительства. Вдобавок ко всему и Мартин, и Вернер серьезно советуют мне держаться подальше от Руди и наотрез отказываются объяснять почему.

Но это совершенно неисполнимо. Руди уселся рядом и тотчас заговорил со мной – на меня обрушился ураган эмоций. Его любимое слово – «knorke» – потрясающе! Он – следопыт. Хочет знать, кто такие английские бойскауты. Любят ли они приключения? Все немецкие юноши – любители приключений. Приключения – это потрясающе. Наш тренер – потрясающий человек. В прошлом году он поехал в Лапландию и все лето прожил в хижине один…

– Вы коммунист?

– Нет, а вы?

Руди оскорбился.

– Конечно! Мы все здесь… Я дам вам несколько книг, если хотите. Вам нужно прийти к нам в клуб. Это потрясающе. Мы поем «Роте фане» и другие запрещенные песни. Вы меня научите английскому? Я хочу изучать языки.

Я спросил, есть ли в их группе девушки. Руди был так возмущен, словно я допустил какую-то непристойность.

– Женщины ни к черту не годятся, – сказал он горько. – Они все портят. В них нет духа приключений. Мужчины скорее понимают друг друга, когда они одни. Дядя Петер (это наш тренер) говорит, что женщина должна сидеть дома и штопать чулки. Единственное, к чему они пригодны!

– Дядя Петер тоже коммунист?

– Конечно! – Руди внимательно поглядел на меня. – Почему вы спрашиваете?

– Просто так, – поспешил я ответить. – Кажется, я его путаю с кем-то…