Прощай генерал… прости!

Закончив выступление, грузный генеральный прокурор изобразил на лице приветливую улыбку и напомнил Александру Борисовичу, что во всех трудных либо спорных вопросах тот вправе обращаться немедленно к своему учителю и другу — ведь так? — Константину Дмитриевичу Меркулову, которому, в свою очередь, дано исключительное право привлекать в помощь Александру Борисовичу любые требующиеся кадры, материалы и прочее. Одним словом — карт-бланш! Такова воля президента. После чего Владимир Семенович слегка привстал в кресле, показав тем самым, что аудиенция закончена, а господа государственные советники вполне могут наконец удалиться, чтобы обсудить уже поконкретнее дальнейшие планы своих действий. И поскольку общий контроль приказано осуществлять ему, генеральному прокурору, то он надеется, что все, достойное внимания, будет ему регулярно докладываться.

3

— Чего это ты на меня взъелся? — с недоумением спросил Меркулов, когда они покинули кабинет генерального прокурора.

— Разве? — снова став наивным паинькой, спросил Турецкий. — Возможно, это тебе показалось?

— Может быть, — недовольно насупился Меркулов. — Давай-ка пройдем к тебе, хочу посмотреть, что за неотложные дела тебя одолели, из-за обилия которых ты с таким недовольством воспринял указание генерального.

— А по-моему, и это тебе тоже показалось. И вообще, Константин Дмитрии, вам не кажется, что в последнее время на вашем этаже прямо-таки циркулируют какие-то ну совершенно непонятные глюки?

— Не дерзи старшим, по шее схлопочешь, — сухо ответствовал Меркулов. — Ладно, пошли тогда ко мне. Но только сразу предупреждаю: не ври, будто ты какой-то особый отпуск себе запланировал, а я, скотина этакая, грубая, тебя его хамским образом лишил.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Турецкий, напяливая на лицо привычную скептическую маску. И тихо добавил: — Шоколадные вы мои…

— Чего говоришь? — походя бросил Меркулов.

— Так… себе…

— А-а, ну-ну…

И тут Турецкий неожиданно расхохотался. На недоуменный, вопросительный взгляд Кости, продолжая смеяться, ответил:

— Мы с тобой как булгаковские персонажи, помнишь «Мастера»? «А что это за шаги такие на лестнице?» — спросил Коровьев. «А это нас арестовывать идут», — ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку. «А-а, ну-ну», — ответил на это Коровьев. Прямо как ты сейчас.

— А стопочку надо понимать в качестве тонкого намека? — серьезно спросил Меркулов. — Не рано? Плохо не станет?

— А ты можешь и не пить. Я-то здесь при чем? Я — сосватанный, мне теперь море по колено. Сибирь меня зовет… по твоей милости, сэр!

— Так, значит, ставишь вопрос? — ухмыльнулся Меркулов. — Ну смотри, мое дело предупредить. Налью, не жалко. Тем более что до официальных поминок времени у тебя навалом.

— Да, кстати, считаешь, что мне там нужно посветиться?

— Это просто необходимо. Или ты думаешь, что спонтанные идеи господина президента, будучи однажды высказанными вслух, так и пропадают втуне? Напротив, тебя, друг мой, нынче все станут рассматривать даже не через одно, а через три увеличительных стекла. Кому-то ты, разумеется, известен, а для других — темная лошадка, которую вывели из стойла на беговую дорожку исключительно благодаря непонятному капризу самого президента. Имей это обстоятельство в виду. И еще хочу дать дружеский совет, если соизволишь, конечно, принять его. Не стоит, полагаю, требовать доставки всех материалов следствия сюда, к нам. Бери-ка лучше ноги в руки и дуй, как ты уже заметил, в свою Сибирь. Там, на месте, такой твой шаг оценят правильно. Так я думаю. Впрочем, как сам решишь.

— Но тогда передай при случае своему шефу, что я сказал своему, то есть тебе, следующее: «Хрен вы от меня, ребята, дождетесь шикарного и обстоятельного плана первоочередных мероприятий, этакой, понимаешь, показухи для отчета перед Кремлем и его окрестностями. Уеду я от вас. Улечу. И пока сам не разберусь, в чем там суть и причина сомнений, никаких нужных вам догадок сообщать не стану. Сами виноваты, надо было выбирать кого-нибудь более покладистого. А насчет того, что меня знает лично сам господин президент, это пусть Владимир Семенович рассказывает байки своим доверчивым замам.

— За что уважаю, так это за смелость.

— А другого ведь ничего у меня и нет. Ладно, Костя, мне не нравится наш разговор. Такое ощущение, будто мы оба пытаемся что-то высосать из пальца, а что именно, не знаем сами. Поэтому предлагаю следующее. Ты наливаешь мне, так уж и быть, рюмку своего бесценного, как я понимаю, коньяка, а я за это внимательно выслушиваю все твои соображения относительно явно неприятного дела об убийстве губернатора. Идет?

— Ну, во-первых, с чего ты взял, что у меня имеются вообще какие-либо соображения? — приторно-ласково улыбнулся Меркулов. — А во-вторых, почему вот так, сразу — и убийство? Может быть, есть смысл выслушать сперва твои догадки на этот счет?