Прощай генерал… прости!

Так думал и потому старался всегда двигаться именно этим путем Александр Борисович Турецкий, государственный советник юстиции третьего класса, в переводе на армейский погон — генерал-майор. Но — юстиции! А то развелось, понимаешь, кругом всяких генералов, вот никто и не знает, что с ними делать. Войны, что ли, для них нарочно придумывать? Поскольку генерал — это ж не только звание, но в гораздо большей степени — определенный образ мыслей. Чаще всего — неудобных для остального человечества, трудно контролируемых, а еще труднее управляемых, ибо, как писал классик, «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Но, к чести погибшего, последнее его, похоже, не касалось…

2

Меркулов решительным жестом остановил готовые сорваться с языка Турецкого язвительные вопросы, которые тот уже сформулировал для себя в некоторой последовательности, едучи в машине на службу.

— Все слова — в кабинете генерального. Он уже интересовался тобой. Вот его и спрашивай о чем хочешь.

Турецкий слегка обиделся. Хорош гусь! Как подставлять друга, так нате вам! А как просто разъяснить вполне элементарные вещи, извольте обращаться к руководству? Будто он и не есть это самое руководство…

Готовый ко всякого рода неожиданностям, Александр Борисович уже продумал тактику своих действий в кабинете генерального прокурора и очень даже мог, честно говоря, малость подставить в свою очередь и благодетеля Костю, который сунул его в очередную, наверняка кляузную, разборку, будто щенка носом, даже не посоветовавшись предварительно, не предупредив по-дружески. Да и вообще, близкие люди так не поступают. А теперь еще и эта непонятная демонстрация своего нейтралитета! Ах какие мы все с возрастом становимся мудрыми, обстоятельными и осторожными! Какими объективными! Просто уже никакого спасу нет!.. Но раз ты желаешь в кабинете генерального, значит, тебе придется выслушать и в свой адрес некоторые нелестные, мягко выражаясь, эпитеты. Все той же объективности ради…

— А вот и Александр Борисович, — как бы для себя лично констатировал генеральный прокурор, туго упакованный в форменный мундир, увидев входящих Меркулова с Турецким и указывая им на кресла у приставного столика: — Прошу, коллеги, время поджимает…

Для большей убедительности он даже мельком взглянул на собственный «роллекс». Ну что ж, и Александр Борисович тоже, но уже демонстративно, посмотрел на свои часы: до официального начала рабочего дня оставалось еще около получаса, что он немедленно и констатировал многозначительным движением бровей. Мол, нечего мне тут лапшу на уши вешать! Можно подумать, что вы тут вообще ночевали…

— Я надеюсь, Александр Борисович, что Константин Дмитриевич успел хотя бы в общих чертах ввести вас в курс дела? — не столько спрашивая, сколько утверждая, заметил генеральный.

— Никак нет, — наивно улыбаясь, тут же отпасовал обратно Турецкий. — Видимо, Константин Дмитриевич предпочел, чтобы все сведения, касающиеся неизвестного мне пока нового и, вероятно, очередного уголовного дела, я получил напрямую из ваших рук, Владимир Семенович? Готов выслушать все ваши соображения на этот счет.

Александр Борисович краем глаза успел заметить, как хмуро сдвинулись у Меркулова складки на лбу. Вот так тебе! Что, съел?

— Разве? — Генеральный прокурор, полностью обращенный к собственным мыслям, кажется, не обратил внимания на смысл ответа Турецкого. — Ну, пусть так. Тогда к делу…

А дело, как успел предположить Александр Борисович, действительно оказалось малоприятным и уж непривлекательным — само собой.