Прощай, Германия!

Баб звать не стали, не тот день. И нового комбата к столу тоже не пригласили – недостоин. Моложавый майор был глуповат и ужасно не фартовый, при нем за три месяца батальон потерял уже шестнадцать человек убитыми и более пятидесяти ранеными! А при его предшественнике таких потерь и за целый год не понесли…

Тесно было не только на столах, но и вокруг – табуретки и стулья стояли впритык. Дежурному по роте сержанту-таджику велели попусту командиров не беспокоить, все вопросы решать с молодым лейтенантом-взводным, только прибывшим из Союза, накрепко закрылись – мало ли, вдруг парторг и пропагандист пойдут в антиалкогольный обход!

Поначалу проводы, как всегда, шли организованно – распорядителем выступал Шерстюченко, и Эдик внезапно взревновал его к своему батальону, хотя сам его рекомендовал командованию на свое место.

– Предлагаю тост за Эдурда Громобоева – будущего начальника Главного политического управления Советской армии! – провозгласил тост Марабу.

– Спасибо, Санек! Красиво, заманчиво, но не реализуемо, – улыбнулся Эдик. – Мое место здесь, в окопах, а там я, скорее всего, буду лишним. Таких оболтусов и разгильдяев, как я, так высоко не пропустят…

Первые полчаса произносили красивые и складные тосты по очереди, по старшинству, потом закурили, зашумели, начался бардак. Старшина врубил магнитофон Sharp, из которого полились отечественные хиты: «Лаванда», «Две звезды», «Есаул», «Казацкая»…

Хозяин каптерки прапорщик-азербайджанец, выпив несколько рюмок коньяка, расчувствовался, разговорился и напомнил Эдику, как он спас его прошлой осенью. Этому говорливому и хвастливому Халипову капитан Громобоев действительно был обязан жизнью. В октябре Рамзан единственный раз за год пошел на боевую операцию. Напросился. Сумел уговорить молодого на тот момент (прежний погиб) командира роты Александра, по кличке Марабу, взять с собой в рейд. Халипов покинул каптерку и, по его словам, отправился в поход за медалью. Опасаясь за свою драгоценную жизнь, нацепил на себя тяжелый бронежилет и обшитую камуфляжем каску, чем вызвал многочисленные насмешки офицеров. Однако же старшина не оплошал и действительно пригодился: оказался в нужном месте и в нужное время…

…Дивизия проводила массированную зачистку местности в районе Мирбачакота: минировали местность, взрывали развалины, ломали дувалы, давили виноградники, задымляли колодцы-кяризы. Внезапно взвод саперов попал в засаду и был из укрытий расстрелян мятежниками почти в упор. Первая рота находилась рядом на отдыхе и бросилась их спасать, а Эдик, как старший от батальона, побежал в зеленку вместе с ними.

Почти сразу завязался жестокий скоротечный бой. Громобоев, укрывшись за большим деревом, пытался подавить огневую точку за арыком, как вдруг позади раздалась короткая очередь и две пули впились в ствол ореха в считаных сантиметрах над головой. Эдуард обернулся и в груди похолодело. В двадцати шагах позади, раскинувшись в пыли, валялся мертвый афганец. К убитому душману (выглядело это забавно, если бы не обстоятельства), то ползком, то вприсядку, то на четвереньках, подбирался старшина и что-то, громко завывая, кричал на родном языке. Ошарашенный капитан выпустил еще несколько очередей в сторону мятежников, опустошил весь магазин, и лишь потом подбежал к поверженному противнику. Склонившись над трупом, внимательно осмотрел поверженного врага: убитый лежал в лужице крови, три пули навылет разворотили грудь и живот. Это был совсем еще мальчишка, лет тринадцати – четырнадцати, не больше, ему бы в школу ходить да в футбол играть, а не воевать. Одной рукой безбородый и безусый «моджахед» все еще крепко сжимал автомат за цевье, вторая рука была неестественно заломлена за спину.

Старшина стоял рядом, трясся всем телом, цокал языком и бормотал что-то невнятное. Затем, чуть успокоившись, снял каску с головы и вытер пот со лба.

– Я не знал! – воскликнул Рамзан громко. – Стрельнул – он упал!

– Что ты не знал? – спросил командир роты.

– Не видел, что это малчик!

– Рамзан, все правильно! Ты спас замкомбата! Благодаря твоим метким попаданиям он стрелял в капитана уже убитым!

В груди Эдика похолодело – он понял и отчетливо представил: а ведь верно, еще доля секунды, и было бы поздно, душман расстрелял бы его в упор! Гибель была неминуема!

В тот день рота с большим трудом выбралась из огневого мешка – спас положение комбат танкового батальона, лично пробившись к ним на танке. Потеряв ранеными несколько человек (один солдат позже в госпитале умер от ран), прорвались к своим позициям.

По возвращении в полк старшина повесил трофейный окровавленный «лифчик» в каптерке над столом и при случае хвастался перед друзьями прапорщиками, как он спас заместителя командира батальона. Через полгода Рамзан получил свою заслуженную медаль «За отвагу», а в рейды предпочитал больше не ходить и заниматься имущественными проблемами роты…

Громобоев довольно быстро захмелел, потерял нить разговора, хоть и пытался думать, но получалось плохо, поэтому он то глуповато улыбался, то внезапно грустил и вытирал ладонью набегавшую слезу.