Саган показывает пример юношеского безразличия. Про себя я называла безрассудное вождение Саган Le Grand Bof
, намекая на вышедший в 1973 году фильм La Grande Boufe («Большая жратва»), в котором несколько друзей решили объесться до смерти. Я решила, что Франсуаза Саган была королевой bof в стране, где вы обречены слышать это слово по несколько десятков раз в день. В словаре его не найти. Если кто-то ни разу не слышал, как французы говорят bof, знайте: это междометие может значить что угодно, от «мне просто нет до этого дела» до «никому на свете нет до этого дела» и даже «мне настолько все равно, что я не могу поверить, чтобы кому-то было до этого дело». Bof – высшая степень равнодушия. В ресторане это может значить: «У нас не осталось картошки фри, и оправдываться за это мы перед вами не обязаны». (Bof.) В отношениях это может значить: «Мне плевать, жив ты или мертв». (Эх, bof.) В мироощущении Саган это может значить: «Кажется, я только что чуть не сбила мужчину? Да какая разница!» (Тройное bof.) Порой – и даже довольно часто – умение сказать bof становится ключом к благополучной жизни. Саган нравилась мне главным образом потому, что была на сто процентов bof. У многих из нас в разные моменты жизни загорается лампочка – наступает момент ясности, который привязывает нас к месту или личности. К другим он приходит через литературу, прекрасный обед, а может, через бокал вина или чудесную музыку. А еще, бывает, эта лампочка загорается, когда восхищаешься человеком, которому плевать на дорожные происшествия.В романе Bonjour Tristesse
рассказывается о девушке-подростке, чья жизнь идет под откос, когда однажды летом она уезжает из Парижа. Саган стала живым воплощением этой особенной радости жизни, что оказалось для нее и благословением, и проклятием. Британский писатель Себастьян Фолкс в 1998 году написал в статье для журнала The New Yorker, что Саган показывает «идеализированную версию французской жизни». Не исключено, что именно это стало одной из причин успеха Bonjour Tristesse у критиков и читателей, ведь тон этой книги звучал за границей не хуже, чем дома. Это был роман о красивой семнадцатилетней девушке, которая в лучах солнечного света занимается сексом на пляже (или, по крайней мере, неподалеку от пляжа) на юге Франции. Кому такое не понравится? Да и написал этот роман не какой-то противный старикашка, а настоящая семнадцатилетняя девушка. Молодость, внешность (и, будем честны, пол) Саган – а также тот факт, что роман был интересным и откровенным, – определили, что внимание оказалось сосредоточено не столько на самом произведении, сколько на личности автора. Вскоре пошли слухи, что если спросить французов, кто такая Франсуаза Саган, то они ответят: «Кинозвезда». Не по своей вине и не по своей воле она стала прежде всего знаменитостью. Саган вспоминала: «В 1954 году мне предложили выбрать одну из двух ролей: скандальной писательницы или приличной школьницы. Ни одна из них мне не подходила. Я предпочла бы быть скандальной школьницей и приличной писательницей». Она также отмечала, что в то время решила выбрать единственный путь, который увидела перед собой, и просто делать что хочется. Для нее это значило заходить «слишком далеко», принимая излишества.Одной из сфер, где ей спокойно и безобидно удавалось предаваться излишествам, была ее речь, и она часто дразнила журналистов и интервьюеров, делая эпатажные заявления, которых они жаждали, а затем полностью противоречила себе. Эта женщина подарила нам прекрасную фразу: «Что толку от платья, если оно не вселяет в мужчин желание снять его с вас?» И еще: «Может, счастье и не купишь за деньги, но я уж лучше буду плакать в „ягуаре“, чем в автобусе». Иногда она говорила в шутку или посмеивалась над собой. Иногда раскрывала, возможно, больше, чем намеревалась. Когда ее попросили составить собственный некролог, она написала: «Ее смерть обернулась скандалом лишь для нее самой». Можно ли представить себе нечто более грустное?