Прощай, гвардия!

Наша беседа проходила за накрытым по такому поводу столом. Других посетителей у меня почему-то не было. Не чтобы они обычно осаждали мой дом, однако полное их отсутствию было нехорошим признаком. Придворная камарилья всегда держала нос по ветру.

– Я не знаю всех хитросплетений и могу ошибаться в выводах, но мне кажется, что есть люди, у которых твое возвышение стало вызывать большие опасения, – пояснил лекарь.

– И что это за люди? – мрачно спросил я.

– Их немного. В первую очередь это фаворит императрицы и его окружение.

– Чего он боится? Занимать его место я не намерен. Мне и так хорошо, – удивился я.

– Все просто, – заговорил англичанин, набивая трубку.

Здешняя медицина еще не догадывалась о вреде, который наносит курение, а я вряд ли сумел бы дать Куку исчерпывающие объяснения.

– Фаворит – баловень судьбы, игрушка, которая до поры до времени может многое. Но, как и дети, которые отказываются от старых игрушек ради новых, так и царственные особы непостоянны в своих прихотях. Для фаворита может случиться самое страшное – его заменят. Потому Бирон и страшится каждой новой фигуры у престола. Тем более такой, как вы, – неожиданно польстил мне Кук.

– Не вижу в себе ничего выдающегося.

– Напрасно. Человек должен знать себе цену. Вы многого сумели добиться за столь малое время. Прибыли в Россию одним из простых соискателей удачи, а стали птицей весьма высокого полета. Теперь с вами приходится считаться. Фаворит императрицы видит в вас угрозу, мой дорогой друг. Вы можете заверять его сколь угодно в вашей верности, но он сделает все, что в его силах, дабы опустить вас как можно ниже.

Вспомнились слова моего старого полкового командира, брата нынешнего фаворита Густава Бирона, который сказал мне когда-то:

– А ты молодец. Понравился государыне. Смотри, как бы тебя не съели.

– Вы знаете, что меня ждет? – спросил я Кука.

– Нет, но догадываюсь, мой друг.

– Так поделитесь догадками со мной!

Он развязал узел на шарфе. Погода портилась, и становилось прохладно. Пора привыкнуть: ведь это Питер, такой же непостоянный, как женщина.

– Могу заверить в одном – в Сибирь или на плаху вас не отправят.

– Даже так? – удивился я.

– Все очень серьезно, Дитрих. Сейчас никому нет дела, что вы герой. Не мотайте головой, не время для ложной скромности. Вы – герой, причем добившийся всего своими руками. Мы в Англии говорим про таких, как вы: это человек, сделавший сам себя.

– Джон, не надо, – попросил я, но упрямый англичанин продолжил:

– Есть люди, которые гордятся предками, а вы можете гордиться собой. И потому, мой друг, для Бирона вы вдвойне опасней. Он не знает, чего от вас ждать. Ему обязательно нужно устранить вас, пока это еще в его силах, а власть его над императрицей велика. Он – фаворит, и у него логика фаворита.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Я огорченно присвистнул.

А впрочем, чему тут удивляться? Давно на Руси известно: не хочешь зла, не делай добра. Я, по сути, спас Бирона от весьма неприглядной судьбы, а взамен получил черную неблагодарность. Такова жизнь.

Нельзя сказать, что я был ошеломлен таким поворотом судьбы. Внутри всегда оставался червячок сомнения и настрой на не самое благостное развитие событий. Придворные нравы во все времена далеки от таких элементарных вещей, как порядочность и благородство.

Я не идеализировал Бирона, но и не считал его монстром. Наверное, он поступал так, как ему подсказывали инстинкты самосохранения. Можно, конечно, плюнуть на все, принять почетную ссылку (англичанин намекнул на такое развитие событий как на наиболее вероятное. Не я буду первым, и не я стану последним). Это, пожалуй, самый простой выход из положения.

Жить с Настей вдали от столицы, растить детишек, отдаться семейной жизни, выбросив остальное из головы.

Однако я понял, что пока не имею права поступить подобным образом. Меня все сильнее одолевали мрачные предчувствия, связанные с не разоблаченным до сих пор Балагуром. Пока не сорву с него маску, покоя мне не будет.

Глава 21

Ситуация окончательно прояснилась на следующий день. Ко мне в гости пожаловал Густав Бирон – человек, которого я искренне уважал. Боевой офицер, настоящий служака. Я не собирался перекладывать на него вину брата и встретил старого товарища с большой радостью. В конце концов, разве не с ним мы стояли в одном каре, отражая атаки татарской конницы, а потом удар прибывших янычар?

Мой бывший командир был мрачен. Густава явно не радовала настоящая причина его визита, за версту чувствовалось: его что-то гнетет. Я предложил ему сразу выложить все начистоту.

– Я, кажется, догадываюсь, с чем вы пожаловали. Не надо ходить вокруг да около. Вам поручили что-то мне передать. Я готов, можете не удобрять почву, – заверил я.

– Проклятье, Дитрих! – выругался Густав Бирон. – Если бы это был кто-то другой, не ты, я бы не чувствовал себя таким оплеванным. Но и отправить к тебе кого-то другого я не смог бы. Это было бы слишком подло, если учесть твои заслуги.

Я горько усмехнулся. Слова собеседника разбередили рану. Каким бы циничным я ни пытался прикинуться, обида вспыхнула с новой силой.