Прощай, гвардия!

В награду его связывают и оставляют у стены, туда уже начинают приводить и других пленных – из тех, кто уцелел возле моста. Компания скоро подбирается приличная. Мои ребята не зверствуют. Все достаточно гуманно. Особой вражды, переходящей в ненависть, к шведам никто не испытывает. Поэтому почти все караульные целы и относительно невредимы: кое-кто с фонарем под глазом, да один, похоже, со штыковым ранением, но по большому счету ничего серьезного. До свадьбы заживет.

Во главе переодетых гренадер я бросаюсь к дому коменданта. Вот бы удалось взять этого полковника в плен! С обезглавленным гарнизоном справиться куда легче.

Тревога в городе уже началась. Навстречу бегут человек двадцать шведов, впереди капитан с обнаженной шпагой. Увидев нас, он вполне естественно решает, что мы дали драпа от русских, оставив свои посты. Капитан разъяренно кричит:

– Вы куда, трусы? Немедленно назад! – У него лицо багровое от злости.

Грех не воспользоваться оказией, раз уж нас еще не разоблачили.

– Там русские! – ору в ответ я и даю своим команду: – Пли!

Между нами метров двадцать. Залп скашивает первые ряды шведов, не ожидавших такого подвоха. Нас окутывает легкое облачко порохового дыма. Округа наполняется воплями раненых и проклятиями их товарищей:

– Предатели! Измена!

Не дожидаясь ответных выстрелов, мы врубаемся в сине-желтую шеренгу. Уцелевший капитан кидается ко мне, норовя проткнуть шпагой. Его усы запорошены снегом, в черных глазах читается ненависть. Он брызжет слюной, не на шутку задетый вероломством московитов:

– Негодяи, как вы посмели оскорбить наши мундиры!

Я парирую удар, отводя клинок в сторону. Фехтовальщик из капитана так себе. Трудно стать бретером, прозябая в провинциальном гарнизоне. Выпад оказался примитивным. Главная ставка сделана на силу, а не на мастерство.

Мы оказываемся лицом к лицу, сверлим друг друга взглядами. От капитана разит табачищем. Видать, большой любитель этого зелья. Был.

Стилет по короткой траектории входит по рукоятку. Я вижу, как умирает человек, как жизнь покидает его тело. Будто электрический разряд пронизывает меня. Странное ощущение, к которому невозможно привыкнуть. Наверное, я никогда не научусь спокойно убивать.

– Ваш благородь! – Чижиков отводит багинет шведского пехотинца, едва не прикончившего меня, покуда я терзался душевными муками, сбивает сине-желтого с ног и загоняет ему штык в грудную клетку. – Поберегли бы себя!

– Спасибо, дружище! – Я с трудом перевожу дух. – Я твой должник.

– Полноте вам, господин майор. О чем речь?! – Гренадер смотрит на меня, словно на несмышленого ребенка.

У следующего шведа зверское лицо. Он что-то кричит мне, хищно скалит гнилые зубы. Я не понимаю слов, но догадываюсь, что ничего хорошего он мне не обещает. Это понятно. До дифирамбов ли тут?

Швед слишком близко, на такой дистанции шпага бесполезна. Придется снова поработать стилетом. Противника не спасают ни мушкет, ни клинок в левой руке. Шведы славятся как мастера комбинированного боя, но уже поздно демонстрировать мне приемчики. Не судьба. Я в скупом выпаде пырнул противника и сразу отскочил. Проникающее ранение в живот. В этом времени – гарантированная путевка на тот свет.

Скоротечная и ожесточенная схватка закончилась. Больше отвлекаться не на кого. Первый встреченный на пути отряд мы разметали всего за несколько минут, понеся при этом потери: четверо гренадер выбыли из строя. Один уже навсегда.

Чижиков печально вздохнул:

– Жаль Бориску! Хороший был человек. Прими Господь его душу.

Солдаты мелко перекрестились. Я велел раненым отправляться в тыл:

– Благодарю за службу, братцы. Ступайте пока к воротам, там вас перевяжут.

С такими потерями о дальнейшем продвижении не стоило даже мечтать. Впятером-вшестером захватить дом коменданта города вряд ли удастся. Шведы наверняка позаботились увеличить охрану.

Тем временем стали подходить остальные бойцы отряда, раздухарившиеся, краснолицые.

Ударил резкий порыв ветра. Пушистые снежинки запорошили собравшихся возле меня солдат. Жалобно заскрипели флюгера на крышах.

Принесли маскхалат, я накинул его поверх шведского мундира. Не ровен час – спутают в горячке боя. Доказывай потом, что не верблюд.

– Что-то свеев не видать, – заметил подбежавший Мюнхгаузен.

Он был в крови, но держался на удивление стойко.

– Скоро найдем, – пообещал я. – Ротмистр, вы ранены?

– Что? – Он сначала не понял, огляделся по сторонам, а потом, заметив красные пятна на маскхалате, пояснил: – Это не моя кровь. И, что самое отвратительное – не свейская. – Ноздри Мюнхгаузена широко раздувались. – Застукал одного из наших. Девку-служанку на лестнице зажал и хотел ссильничать. Я ему приказываю отставить, а он злится и в меня штыком тычет. Пришлось применить силу.

– Что с ним теперь?

Мюнхгаузен скорбно поднял взор к небу.

– Понятно. Правильно поступили, барон, – одобрил я. – Наказание за невыполнение приказа у меня будет только одно, и причем самое суровое.