Прощай и люби меня

– Прошло шесть лет, и мне остались только слухи. Копать я не стал, боясь привлечь внимание. Как понимаешь, к тебе, а не к себе. Но из того, что мог узнать, выделил следующее… В то время Женька как раз начал проявлять интерес к делам отца, и Мирон мог решить, что куда приятнее, когда столь обширной нишей руководит близкий, нежели человек со стороны, пусть и сын старого приятеля, на тот момент уже скончавшегося, кстати. Плюс поговаривали, что Жирков стал зарываться, Миронову это могло не понравиться. Таким образом он мог прийти к мысли о его замене…

– Но зачем так замысловато? – вклинилась я. – Не проще заказать киллера, и…

– Киллер это всегда расследование. И я не об органах. Жирков не последний в городе человек, могли найтись те, кто стал бы искать заинтересованное в его смерти лицо, и на Мирона пало бы подозрение. Конечно, одно дело думать, другое – доказать, к тому же сейчас не девяностые, но ты же понимаешь, лучше вообще оказаться в стороне…

– И придумать историю с непредумышленным убийством, пообещав парню деньги?

– Как вариант. Конечно, можно погореть, но если все обстряпать правильно… Горенко мог даже не знать, кто заказчик. По крайней мере, я так думаю.

Я молчала, осмысливая услышанное. Да уж, чем дальше в лес… Опять Миронов хоть и неявно, но появился. Если он участвовал в заговоре, то мой интерес к Горенко вызвал у него массу вопросов. А если это Женька? Так возжелал занять выгодное место, что обстряпал смерть соперника? В любом случае его отец в курсе, но если Женька в деле, понятно, почему с меня глаз не спускает.

Наверняка, задается вопросом, какого черта я полезла в дело шестилетней давности. Тут я чуть ли не потом покрылась, а если он решил, будто я пытаюсь что-то на него накопать? С другой стороны, зачем мне это нужно? Ну это как раз вопрос десятый.

Глава 9

Я снова потерла лицо руками. В голове билась одна мысль: как теперь смотреть Женьке в глаза и говорить с ним?

– Это еще не все, – вернул меня в реальность Олег, я уставилась на него обреченно, – ну а ты как думала. Короче, смерть Жиркова признали случайностью, разборок и изысканий не проводили, и на то тоже была причина. Если люди Жиркова и были недовольны, подозревая умышленное убийство, нашелся тот, кто сумел их убедить в том, что не стоит копаться в этом деле.

– И кто это?

Олег лучезарно улыбнулся, а я простонала:

– Только не говори, что Петренко.

– Он самый, куда ж без него. Они с Жирковым приятели… были. Само собой, когда тот скончался так внезапно, обратились к Петренко. Тот провел расследование, черт его знает, что там было на самом деле, но он донес до людей мысль, что стоит забыть и о Жиркове, и о Горенко, и о самом происшествии.

Мы немного помолчали, я осторожно спросила:

– Могло ли быть так, что самому Ярославу смерть Жиркова оказалась выгодной?

– Это стоит у него спросить, – хмыкнул Олег, – но судя по тому, что мысль эта пришла тебе в голову… Ты знаешь его лучше, чем я, но и я могу сказать: трудно понять, что у Ярика на уме. Он вполне мог обыграть дело, а мог и устроить его сам.

– Но что он поимел со смерти Жиркова, если весь бизнес отошел к Женьке?

– Опять же вопрос не по адресу. Но тебе ли не знать, что многое из того, что действительно важно, остается за кадром для простых смертных, к коим я и себя отношу. Скажу больше: я бы не удивился, узнай, что смерть Жиркова была выгодна и Петренко, и Миронову, и Женьке, вопрос в том, кто оказался самым хитрым и остался в стороне.

Мы немного помолчали, Олег заметил:

– Не знаю, связано ли это дело с нынешними днями, но, помня твою способность вляпываться в неприятности, я почти уверен, что ты лезешь в болото, тревожить которое никто не хотел.

– При чем тут я? Это Иванченко заинтересовалась Горенко.

– Она сама тебе сказала?

– Я же говорила, я случайно увидела запись в блокноте.

– Ага.

Мы уставились друг на друга. Конечно, это «ага» вовсе не было скепсисом в сторону моей правдивости, скорее, оно относилось к слову «случайно». Но не могла же Иванченко знать, что мы встретимся, окажемся в кафе, что я полезу в ее сумку с обыском… Да я сама не могла такого представить.

«Так то ты», – хмыкнул внутренний голос.

Журналистка целенаправленно столкнулась со мной? Но это я предложила выпить кофе. А если бы не предложила, мы бы столкнулись еще раз? Так или иначе, она могла специально оставить сумку открытой, наблюдать за мной, а поняв, что я выцепила нужную информацию, вернуться за столик. Но как она могла быть уверена, что из всех записей я заинтересуюсь именно Горенко?

Впрочем, неудивительно, ведь его фамилия была записана не в самой записной книжке, а на отдельном листе, торчащем из нее. Логично, что я открою именно на этом месте, а подчеркнутая фамилия с несколькими знаками вопроса бросится в глаза и запомнится. Даже если мне не сразу придет в голову обратить внимание на Горенко, я запомню его… Неужели она могла предположить, что я полезу в ее сумку? Я создаю такое впечатление?

«Ты создаешь впечатление неврастенички с идеей всемирного заговора, – снова хмыкнул внутренний голос, – и, кстати, вполне его оправдываешь».