Прощай, Южный Крест!

— Что я должен сделать, чтобы отведать чистого акушерского? — язык у рыбака был подвешен очень хорошо, — ну совсем, как у одного сахалинского актера, приезжавшего к южно-курильским морякам читать стихи Есенина, фамилию его Геннадий, к сожалению, не смог с ходу вспомнить.

Для пущей убедительности старый рыбак щелкнул по боку пузыря крепким, рыжим от курева ногтем.

— Что сделать? Рассказать мне подробнее о моретрясениях… Что это за блюдо и с чем его едят, чем запивают и как занюхивают. — Москалеву нужно было все знать о неприятном явлении, с которым он встретился первый раз в жизни, чтобы в будущем не попадать впросак и быть спокойным. — А я все намотаю на ус.

— Понял, не дурак, — самонадеянно заявил старый рыбак, рукавом расчистил место на столике. — Приземляйся, капитан.

Собственно, ничего нового и особенного старик не рассказал, поскольку сам толком не знал, что это такое, после нескольких необязательных фраз картинно приподнял плечи и потянулся к пузырю с заветным зельем.

Продажа всякой выпивки на Шикотане находилась под строгим контролем, — даже продажа одеколона, особенно "Тройного". Этот напиток был очень популярен как среди мужиков, так и среди женщин, поскольку был спиртовой, поэтому надо было видеть, как загорелись глаза у старого рыбака. Он снова пощелкал ногтем по боку пузыря.

— Распечатывай, братан!

Геннадий распечатал — спирта не жалко. В конце концов, хотя сведения насчет подводной долбежки и неполные, но они очень ясные, теперь понятно, что это такое. Ошкурил зубаря — крупную, истекающую жиром корюшку, вяленную на горячем здешнем солнце и сильном ветру, — на материке такой закуски нет даже в крупных городах, послушал рассказы о разных страстях и страхах океанских, об огромных осьминогах, способных обхватить щупальцами траулер среднего водоизмещения и без особой натуги уволочь его в океан, о ядовитой рыбе фугу и современных японских пиратах, которые еще два года назад заглядывали на Шикотан, а сейчас перестали — боятся погранцов, и так далее.

С любителями морских рассказов Москалев побыл недолго, выпил немного спирта, залил колючий огонь домашним рыбацким квасом и отправился к себе на базу.

База танковозов располагалась в тихой уютной бухте. За спиной у базы высилась неприступная отвесная скала высотой метров шестьсот, не меньше, перед лицом расстилалось сине-зеленое море — с воды не подойти. По берегу проходов тоже не было — военный объект есть военный объект…

От старого китового заводика им досталось производственное здание, сложенное из кирпича, несколько мелких подсобных помещений, оранжерея, ворота, еще кое-что… Геннадий со своей командой привел все объекты в жилой вид, в оранжерее начал выращивать огурцы с помидорами, под картошку вскопал внушительный огород, возвел небольшой коровник на две рогатых головы, хотя коров держать не решился, соорудил также поросячий загон. Жареную свининку, нежные пельмени, шашлыки и копченое сало экипажи танковозов ели каждый день.

Здешние пограничники, соседи по угодьям, подарили им двух поросят, с которых все и началось. Нужна была только сообразительность, которая у Геннадия имелась, и еще — предпринимательское желание, которое у него тоже было, так что жили они едва ли не лучше всех на острове. Вскоре поросят в загоне бегало не меньше шестидесяти.

Рыбы тоже было полно, — столько было, что никому из нынешних подопечных Москалева не снилось. Даже на Зее, где водится рыба-калуга, похожая на гигантского осетра, с осетровым белым мясом и стокилограммовыми пирогами черной икры, живым весом под две тонны, — даже там столько рыбы, как на Курильских островах, не было.

Когда на нерест в какую-нибудь речушку заходил лосось, достаточно было загнать в воду грузовик и за несколько минут лопатой наложить целый кузов рыбы. Икра и сочные вяленые балыки водились на обеденном столе базы почти круглый год.

Если же закидывали в воду сеть, то вытаскивать ее приходилось всем составом базы. И то не всегда хватало сил, вот ведь как. В общем, богатая жизнь была на Шикотане.

Но ветры шикотанские донимали народ очень сильно. Люди, передвигаясь по острову, иногда даже привязывались друг к другу, — не только по двое ходили, но и по трое, в одной связке, как альпинисты, чтобы кого-нибудь из них не уволокло.

Командиры танковозов изрядно нервничали, если по чьему-нибудь не очень продуманному приказу им приходилось перевозить людей. Командовали такими "плавединицами" в основном бывалые мичманы, ни океана, ни повелителя его Нептуна, ни чудищ подводных не боявшиеся, а вот за людей они переживали невероятно… Когда плыли по морю, держась береговой полосы, не выпуская ее из вида, то пассажиры боялись так же, как и капитаны, женщины даже кричали и плакали от страха.