Сантьяго Альмего хоть и был латиносом, но больше походил на армянина, живущего где-нибудь в Ростове, — там обитает могучая армянская колония, — округлостью лица, плеч, покато сползающих вниз, большими влажными глазами. Улыбка у него была открытая, и Москалев отметил: "Такому человеку можно верить, это не эстефадор Хуан и не строитель рыболовных коробок Луис…"
— У меня две дочки, — похвастался Сантьяго, — краси-ивые… Вырастут — мисс Чили станут.
Сантьяго Альмего просидел с ним на берегу до самой темноты, много говорил, а в конце разговора предложил:
— У меня есть план серьезной добычи рыбы у берегов Чили. Я хочу восстановить железную шхуну, маневренную, сильную, с хорошим движком, — есть у меня такая на примете… Не деревянная ланча, а железная, которой никакие штормы не страшны, — настоящая рыболовецкая шхуна. Как в Европе.
— По-русски — сейнер, — подсказал Москалев.
— Да, сейнер.
— Или даже траулер.
— Или даже траулер, — согласился и с этим Сантьяго. — На восстановленном траулере будем ловить бакалаву.
Бакалава была рыбой, в Чили очень любимой, во рту таяла, как сливочное масло, экземпляры бакала-вы иногда попадались очень крупные. Будто рыба-калуга на Амуре.
— Я предлагаю тебе присоединиться к моему делу, будешь компаньоном, — неожиданно сказал Сантьяго. — Я тебе выделю долю… Соглашайся, Геннадий! Дело выгодное. Обмозгуй малость и соглашайся.
Дело действительно было выгодным, а главное — знакомым: Москалев знал, как ловить рыбу и умел ее ловить — это первое, и второе — уж коли Сантьяго предложил войти в долю, значит, у него будет постоянный заработок, значит, он сможет заработать на билет в Россию, сможет посылать деньги семье и в конце концов, увидит дом свой, Ольгу, Валерку, брата Володьку, сестер Галину и Наталью, всех, кто ему близок, кого он видит ныне только во сне и схлебывает слезы, собирающиеся в горле…
— Ну как тебе такое предложение, Геннадий?
Москалев не стал долго раздумывать, проговорил спокойно, стараясь скрыть дрожь, внезапно возникшую в голосе:
— Толковое предложение.
Луис ему все равно ничего не платит, а если что-то и выдает, то этих денег не хватает даже на пару батонов хлеба, не говоря уже о куреве; хорошо, что лодка-бандерос и припозднившиеся гуляки, которым надо обязательно попасть с берега на борт родной кастрюли, выручают его… Если бы не было этих гонораров, худо жилось бы капитану дальнего плавания.
"Эх, Луис, Луис… На твоем месте я не стал бы так лихо разбрасываться людьми, которые тебе верят… точнее — верили". С Луисом пришла пора попрощаться.
Хоть и сделал новый благодетель Геннадию лестное предложение, но оформлять его на бумаге почему-то не спешил.
— Вначале давай определимся с судном, которое будем восстанавливать… Как ты говоришь — траулер?
— Да, траулер.
— Восстановим его и после этого зарегистрируем нашу общую компанию. Согласен?
— А что, у меня есть другой вариант? — не удержался Геннадий от восклицания. Хотя Сантьяго он верил.
— На корабельной свалке я приглядел один вполне приличный корпус. Надо его посмотреть. Когда сможем?
— Да хоть сейчас.
— Нет, сейчас я не могу. Давай завтра. Встретимся здесь же.
На том и договорились. Сантьяго ушел, пеликан проводил его недовольным ворчанием — научился этому у Левы Геннадьевича.
— Ты чего, Пифагор? — удивился Москалев. — Тебе не нравится, что я наконец-то смогу зарабатывать деньги? Дурачина! — Он обнял пеликана. — Я тогда смогу купить тебе кроссовки, чтобы было небольно ходить по острым горячим камням, и бабочку на шею. По тебе тогда все чилийские пеликанши будут сохнуть… Не только пеликанши, но и пингвинши, — добавил он.
Пингвинов в Чили было много, особенно на юге. Пифагор перестал ворчать, шелкнул клювом; обещание купить кроссовки и галстук-бабочку благотворно подействовало на него.
Ржавую железную коробку, которую Сантьяго подобрал для будущей шхуны, Геннадий забраковал: металл был слабоват, испорчен ржавью, в некоторых местах был такой тонкий, что ткни пальцем — нарисуется дырка.
Корабельное кладбище было невелико, на нем в основном догнивали старые деревянные ланчи, металлические коробки тоже красовались, дразнили своей ржавью, но их насчитывалось много меньше, чем догнивающих раритетов, пропитанных солью и рыбным духом; но хоть и было железа немного, а на осмотр только подходящих коробок понадобилось три дня.
Облазив все, дотошно обстучав ржавь молотком, обследовав внутренности, Геннадий выбрал две более-менее подходящие коробки и сказал напарнику:
— Из этого, Сантьяго, может что-то получиться, хотя что именно, понятно будет только позже, — не сейчас.
— Что будет, то и будет. — Сантьяго вполне устраивало расплывчатое заключение. — Траулер будет, вот что.
— В лучшем случае — да, траулер, а в худшем…
— В худшем авианосец. С посадочной полосой для бомбардировщиков.
— Смеешься, Сантьяго? Правильно. Есть такая формула: кто смеется, тот всегда выигрывает.