Прощай, Колумбус и пять рассказов

Дорогая Бренда,

не знаю даже, как начать. Я проплакала все утро и вынуждена была сегодня днем пропустить собрание совета — такие красные у меня глаза. Никогда не думала, что подобное может произойти с моей дочерью. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, что это, по крайней мере, лежит на твоей совести, поэтому не стану унижать подробностями и себя, и тебя. Скажу только, что сегодня утром, приводя в порядок комод и убирая твои летние вещи, в твоем нижнем ящике под свитерами я наткнулась на нечто, о чем ты, вероятно, помнишь. Я заплакала в ту же минуту, когда это увидела, и плачу до сих пор. Недавно позвонил твой отец и сейчас он едет домой, потому что услышал по телефону, до какой степени я расстроена. Не знаю, что мы такого сделали, чтобы ты нас так отблагодарила. Мы дали тебе прекрасный дом и всю любовь и уважение, в которых нуждается ребенок. Я всегда гордилась тем, какую самостоятельность ты проявляла с малых лет. Ты чудесно ухаживала за Джулией, когда тебе было всего четырнадцать — сердце радовалось, глядя на тебя. Но ты отдалилась от семьи, хотя мы учили тебя в лучших школах и давали все самое лучшее. Почему ты нас так за все отблагодарила — этот вопрос я унесу с собой в могилу.

Для твоего друга я не нахожу слов. За него отвечают его родители, и я не представляю себе, в какой семье он рос, если мог так поступить. Он хорошо отплатил нам за гостеприимство, которое мы проявили по отношению к нему, совершенно чужому человеку. Как вы могли вытворять такое прямо в нашем доме, этого я не пойму никогда в жизни. Нравы определенно изменились с тех пор, когда я была девушкой, — если творится такое. Я спрашиваю себя — ты хотя бы не думала о нас, когда этим занималась? Пусть со мной, но как ты могла так поступить с отцом. Дай Бог, чтобы об этом никогда не узнала Джулия.

Один Бог знает, чем ты занималась все эти годы, когда мы тебе верили.

Ты разбила сердце своих родителей, знай это. Хорошее спасибо за все, что мы для тебя сделали.

Мама

Она только раз подписалась «Мама» — и необычайно мелким почерком, как шепотом.

— Бренда, — сказал я.

— Что?

— Ты плачешь?

— Нет. Я уже плакала.

— Больше не плачь.

— Я стараюсь, черт возьми.

— Хорошо… Бренда, можно задать тебе один вопрос?

— Какой?

— Почему ты оставила ее дома?

— Потому что не собиралась здесь ей пользоваться, вот почему.

— А если бы я приехал? То есть я и приехал — с этим как?

— Я думала, что приеду туда раньше.

— А ее не могла туда с собой захватить? Как зубную щетку?

— Ты пытаешься острить?

— Нет. Просто спрашиваю, почему ты оставила ее дома.

— Я тебе сказала. Я думала, что приеду домой.

— Я ничего не понимаю, Бренда. Допустим, ты приехала домой, а потом вернулась сюда. Ты бы не взяла ее с собой?

— Не знаю.

— Не сердись, — сказал я.

— Это ты сердишься.

— Я не сержусь, я огорчен.

— Тогда я тоже огорчена.

Я не ответил, а подошел к окну и посмотрел наружу. Звезды и луна уже вышли, серебряные и твердые, и из окна мне был виден студенческий городок Гарварда — там горели огни, а потом начинали как бы мерцать за колышущимися ветвями деревьев.

— Бренда…

— Что?