Прощай, красавица! (СИ)

— Мне её поставили в лагере в Польше, — тихо говорит она, видя, как заинтересованно Баки разглядывает навсегда запечатлённые на коже цифры. — Это было осенью сорокового, ещё до Лондона.

Натали беззвучно вздыхает, лёжа на его груди, и Барнс видит залёгшую на дне изумрудных глаз боль.

— Как ты попала в лагерь? — спрашивает он удивлённо. — Ты еврейка?

— Нет. — Девушка приподнимается на руках так, чтобы лучше видеть его лицо, и устраивается поудобнее, подложив их под подбородок. — Это было моим заданием. Самым сложным за всё время, наверное. В лагере было несколько наших людей, я должна была помочь им выбраться.

Баки смотрит на неё и не может поверить своим ушам. Командование отправило её в концлагерь в Польше, филиал настоящего ада на земле, чтобы вызволить оттуда других? Он был на войне. Говорил с людьми, слышал много историй, и ни в одной из них лагеря не покидали живыми. Ей в сороковом году было лет двадцать, что за изверги могли дать такое задание? Картинка в его голове наотрез отказывается складываться.

Натали грустно улыбается и гладит большим пальцем его скулу, а Баки берёт её руку в свою, переплетает пальцы и целует проклятый номер. Касается губами гладкой кожи снова и снова, не оставляя без внимания ни сантиметра. Девушка смеётся, неразборчиво повторяя, что ей щекотно, но в этот раз Барнс не хочет сдаваться. Она перекатывается на бок, опускается на подушку и, обхватив его лицо ладонями, притягивает к себе.

— Мне нужно собираться на работу, — говорит Натали, гладя его шею.

— На которую? — усмехается Баки, вскинув брови. — Кто ты сегодня, Натали Райт? Шпионка или певица?

Натали не меняется в лице, всем видом показывая, что её это ничуть не задело.

— Во-первых, не шпионка, а разведчица, — говорит она серьёзным тоном, при этом чуть приподняв уголки губ. — А во-вторых, у меня всего одна работа: я служу своей стране.

Рай существует. Но длится он, к сожалению, недолго: лишь до тех пор, пока не кончается выписанная на два дня увольнительная. Баки возвращается в штаб для подготовки плана следующей операции, а ещё спустя день выясняется, что в МИ5 завёлся шпион.

Филлипс сообщает об этом дежурным тоном, но с полными злости глазами. Подходит к их столу с разложенными на нём картами, смотрит несколько минут, а потом говорит всё как на духу, и Дернир едва не роняет сигарету. Фэлсворт чуть не садится мимо стула, Гейб Джонс просто смотрит удивлённо, отрывая глаза от карты. Стив в лице почти не меняется, но Баки хорошо знает это выражение тревоги с единственной глубокой складкой между нахмуренных бровей и понимает, что он тоже обеспокоен. Признаться, его сердце тоже пропустило пару ударов, ведь если кто-то сливает их планы немцам, любая операция может стать последней — они попадут в засаду, из которой попросту будет не выбраться.

— Давайте ограничим круг, — предлагает Морита, когда Филлипс уходит со словами «найдите крота». — Кому мы точно можем доверять, кроме сидящих за этим столом?

Дернир и Гейб Джонс переглядываются. Фэлсворт говорит что-то, начинает перечислять фамилии, загибая пальцы, а Баки смотрит на них, надеясь лишь на то, что они найдут предателя до того, как тот успеет слить Гидре их планы.

========== Глава шестая ==========

Цветок же этот – кровь партизана,

О, прощай красотка, прощай красотка, прощай!

Цветок же этот – кровь партизана,

Что за свободу храбро пал.

Когда Баки поднимается на третий этаж и подходит к двери восьмой квартиры, она оказывается незаперта, будто бы специально для него. Наверное, так и есть.

Он снимает мокрое от капель дождя пальто, вешает его при входе и захлопывает дверь изнутри. Где-то в гостиной слышится негромкий смех Натали. Баки, уже улыбаясь, идёт на звук её голоса и застаёт девушку за столом с телефонной трубкой в руке. Она сидит на стуле, вытянув ноги на втором, и щебечет с кем-то самым милым голоском, на который только способна. Поверх кружевного белого комплекта белья накинут лишь распахнутый шёлковый халат с цветочной вышивкой — вещь явно дорогая и однозначно подаренная, ведь в Лондоне такую роскошь в военное время не купишь.

Баки скользит по нему взглядом и задумывается лишь на секунду, ведь мысль о том, как было бы хорошо прямо сейчас его с неё снять, затмевает предыдущую.

— Нет-нет, мистер Аарен, сэр, я совершенно точно знаю, о чём говорю, — произносит она, улыбаясь в трубку. — Я бы не стала просить Вас, не будь я в ней уверена.

Бледная кожа Натали кажется перламутровой в тусклом свете предзакатного солнца. Сигаретный дым, что она выпускает губами, слушая ответ таинственного собеседника на том конце линии, окутывает красивое лицо и уложенные рыжие кудри, как будто она героиня нуарного фильма.

Баки мимолётно злится на некого мистера Аарена, с которым Натали так мило общается, но она поднимает изумрудные глаза, и это тут же проходит.

— Мария — чудесная певица, сэр, — говорит она в трубку, подзывая Барнса жестом. — Настоящий талант. Бутон, которому ещё предстоит раскрыться. Вы поступите правильно, если позволите этому произойти на Вашей сцене.