Прощай, Лоэнгрин!

— Разумеется, финансовый, — Юрский немного растерянно развел руками, потому что нескольких слов не хватит, чтобы описать всю подковерную деятельность, которую ему приходится вести, что ввернуть предоставленные Габриэлем Сомерсбри денежные средства в федеральные программы дотаций и субсидий.

— Ну, еще бы, — ухмыльнулась гостья, но тут же стерла в лица улыбку, когда в кабинет вошла секретарь.

Черные лаковые туфли, и то, с каким мастерством красивая, ухоженная женщина в темно-синем облегающем платье, шествовала на них, были достойны особого внимания. Грациозно и профессионально, маленький поднос приземлился на журнальный столик.

— Сливки? Сахар? — трепетный, полный внимания голос, никак не вязался с плохо скрываемым изумлением, в плохом смысле этого слова.

Было доподлинно известно, что Сергей Валентинович сегодня ночь не спал, проведя сутки в кабинете за подготовкой к внезапной комиссии. Как раз этим стихийным бедствием здесь трудно было кого удивить и давалось немного больше времени на подготовку, но вот чтобы комиссия была в лице помятой, болезненного вида девице, которую будто подобрали неподалеку от Новоарбатского моста.

Пристальный изучающий взгляд секретарши был перехвачен и за секунду осуждение сменилось ощущением опасности. Мариночка никогда не позволяла себе хамств или наглости, но всегда выходила победительницей, если дело касалось «кто кого переглядит», а потому не опустила глаз, о чем сильно пожалела.

Эта молодая женщина не хотела унизить или поставить на место, но сколько же тяжести и черноты выдавали бездонные карие зрачки, в которых, казалось, хранились пароли от чистилища. Так, что покидая кабинет Сергея Валентиновича, каблуки впервые в жизни подвели Марину, она спотыкнулась буквально на ровном месте и чудом не упала.

— То есть он не наваривается, а наоборот, вкладывает средства?

— Инвестирует, да.

Юрский немного замешкался, но окончательно убедился, что сидящая перед ним барышня не знает о деятельности Сомерсбри, ровным счетом, ничего. Девушка говорила по-русски с акцентом, но весьма свободно, а значит точно понимала все нюансы речи. Редко кто из американцев использует в разговоре слово «наваривается».

— Но какая здесь выгода? Он должен получать прибыль.

— Навряд ли средних размеров предприятие на грани банкротства, которое выпускает спецтехнику для людей с ограниченными возможностями, можно назвать прибыльным. Или разорившийся пищекомбинат, где-нибудь в Ставропольском крае. Но мистер Сомерсбри крайне точечно подходит к выбору объектов инвестирования. За несколько лет субсидирования, модернизации производства и оптимизации распределения продукции, подобные предприятия выходят на весьма приличные показатели. Но нужно учитывать, что никакая прибыльность и эффективность в России не могут быть аргументами, если речь заходит о госзакупках. А итоговый финансовый интерес мистера Сомерсбри всегда так или иначе сводится к данному сегменту планирования федерального бюджета. Другими словами, он поднимает из руин ту или иную компанию, которая напрямую или косвенно относится к социальной сфере, из своего кармана оплачивает все расходы, а государство обязуется по реальной стоимости закупать продукцию., обечпечивая оборот.

— Это вполне логично, учитывая, что тендеры, обычно, выигрывают наиболее оптимальные варианты в соотношении цены и качества.

Но тут Юрский едва упел подавить горькую усмешку и снисходительно покачал головой.

— Цена и качество в России в госзаказах поражены опухолью откатов. Вы знакомы с этим термином?

— Взятка.

— Именно так.

— Хорошо. Сомерсбри исключил накрученивание цены, создает новые рабочие места и способствует экономическому росту, но при этом получает прибыль. Он не может не иметь доли на правах иностранного инвестора, пусть даже если она будет минимальной.

— Вы правы, вот только вся выручка идет уходит на благотворительность.

— Официально?

— Да.

— Этого не может быть.

Мужчина немного растерянно развел руками, потом оглянулся на полки, уставленные папками, поднялся с кресла, на ходу вытащил очки из нагрудного кармана пиджака и пробежав пальцем по корешкам с ярлыками, выудил толстый скоросшиватель.

— Это за последние полтора года.

Папка перекочевала в руки Авроры. Трудно было подделать подобный объем данных, что еще больше вводило в ступор. Быстро перелистывая страницы, она то и дело, останавливалась, чтобы прочитать диагноз и запрашиваемую на лечение сумму. Онкология, протезирование, реабилитация, редкие медицинские препараты. По самым смелым прикидкам, речь шла о нескольких десятках миллионов долларов ежегодно.

Так, вот что Габриэль понимал под словом «перераспределение».

Вполне логично, что наработав баснословный капитал, Сомерсбри пытался отмыть его, и на данный момент нелицеприятная инфраструктура наркобизнеса изжила свою необходимость.

— Хорошо, тогда тогда позвольте спросить.