Прощай, моя красотка

Я сунул руку в карман плаща. Естественно, никакого пакета. Рука скользнула в карман пиджака. Бумажник на месте. Меня интересовало, была ли в нем моя сотня. Пистолет тоже на месте, в кобуре. Это приятно поразило: очень учтиво со стороны налетчиков. Так же учтиво, как закрывать глаза покойнику, только что зарезав его. Я снял шляпу, не без боли, и пощупал голову, добрую старую голову, которую я носил на плечах довольно долго. Затылок побаливал. Спасибо, шляпа смягчила удар. И голова еще могла мне послужить.

Я снова уперся в землю правой рукой, поднял левую и водил ее перед глазами, пока не увидел часы. Светящийся циферблат показывал 10.56.

Звонок раздался в 10.08. Мэрриот разговаривал около двух минут. Еще через четыре мы вышли из дому. Время идет очень медленно, когда вы что-то действительно делаете. Я имею в виду, что вы можете совершить многое за малое время. О'кей. Значит, было, скажем, 10.15. До этого места мы ехали минут 12. 10.27. Я выхожу, спускаюсь вниз, трачу восемь минут, пялясь по сторонам, и возвращаюсь назад, чтобы мне обработали голову. 10.35. Это та минута, когда я упал и разбил лицо. У меня поцарапан подбородок, поэтому я знаю, что упал лицом на землю.

Часы показывали 10.56. Это значит, что я был без сознания 20 минут. Двадцатиминутный сон. Прилично. За это время я упустил шайку и потерял восемь тысяч долларов. Ну, а почему бы и нет? За двадцать минут можно потопить крейсер, сбить три-четыре самолета, умереть, жениться, погореть, найти новую работу, вырвать зуб, удалить гланды. За двадцать минут можно даже с постели подняться утром. А если очень постараться, то найти стакан воды в ночном клубе. Двадцатиминутный сон. Это много. Особенно холодной ночью на улице. Я начал дрожать.

Я все еще стоял на коленях. Запах полыни начал раздражать меня. Из полынного вязкого вещества дикие пчелы делают сладкий мед. В моем животе что-то забушевало. Я сжал зубы. Холодный пот выступил на лбу, я продолжал дрожать. Постепенно я встал на ноги и выпрямился, покачиваясь. Медленно повернулся. Машины нет, а земляной дороги не одна сотня метров до мощеной улицы, ведущей к Камино де ла Коста. За низкой стеной кустарника на небе дрожала бледная заря, очевидно, огни Бэй Сити. А чуть правее, и как теперь показалось, не очень далеко видны окна клуба Бельведер.

Я подошел к месту, где стояла машина, достал фонарик, вмонтированный в авторучку, и направил слабый лучик света на землю. Почва была красноглинная, очень твердая в сухую погоду. Но сейчас был небольшой туман и земля впитала достаточно влаги, чтобы отпечатались следы машины. Я рассмотрел отпечатки протектора тяжелых десятислойных шин, и, согнувшись, всматриваясь в дорогу, пошел по следу. Он привел меня к дыре в ограждении. Здесь след терялся. Я посветил на куст. Свежесломанные ветки. Я прошел через проем вниз по дороге. Земля стала помягче. И вновь следы от тяжелых шин. Показалась поляна, окруженная со всех сторон кустарником. Та самая поляна.

Хромированные детали блестели даже в темноте, а задние отражатели отзывались на свет фонарика. Машина была здесь, тихая, без света, с закрытыми дверцами. Я медленно подошел к ней, поскрипывая зубами при каждом шаге. Я открыл заднюю дверцу и посветил внутрь. Пусто. Спереди тоже. Зажигание выключено. Но ключ торчит в замке зажигания. Обивка не порвана, стекла не разбиты, никакой крови, никаких трупов. Все пристойно и порядочно. Захлопнув дверцу, я обошел машину в поисках хоть каких-то следов.

Звук поразил меня. За кустами, со стороны, откуда я пришел, урчал мотор. Я отскочил не более, чем на фут. Мой фонарь погас, пистолет сам очутился в руке. Лучи фар поднялись к небу, потом снова опрокинулись вниз. Судя по звуку мотора, машина была небольшой.

Свет фар, становясь все ярче, обшаривал землю. Машина спускалась вниз по земляной дороге. Проехав две трети пути от забора до ложбины, где я сейчас стоял возле пустого черного лимузина Мэрриота, она притормозила. Луч света, скользнув на повороте вправо, затем чуть влево, остановился и погас. Через минуту неизвестная машина тронулась снова. Я присел за авто Мэрриота. Маленькое «купе» обычной формы и неяркого цвета въехало на поляну и повернулось так, что свет фар уперся в шикарную машину Мэрриота, заставив ее сверкать. Я спешно спрятал голову. Фары, как мечи, рубили надо мной мглу. «Купе» остановилось. Мотор затих. Фары выключились. Тишина. Открылась дверца, нога легко коснулась земли. Снова ни звука. Даже кузнечики замолчали. Затем луч света прорезал темноту очень низко, в нескольких дюймах от земли, параллельно ей. Когда луч опустился ниже, я не успел спрятать ноги за колесо. Мои ботинки засветились. Тишина. Луч поднялся и прошелся сверху по капоту.

Затем смех. Женский смех. Натянутый, как струна мандолины. Странный звук в таком месте. Белое пятно света снова бросилось вниз и уставилось мне на ноги.

Раздался резковатый голос:

— Эй, ты. Вылазь оттуда с поднятыми руками и безо всяких штучек. Ты попался.

Я не шевельнулся.