Это был кабинет. Не большой, не маленький, выглядевший очень профессионально. Книжный шкаф со стеклянными дверцами и толстыми книгами внутри. На стенке аптечка первой помощи. Грелся белый эмалированный стерилизатор со множеством игл и шприцев. Широкий стол с регистрационной книгой, бронзовым резаком для бумаги, письменным столом, книжкой назначений и еще несколькими мелкими вещицами, не считая локтей задумчиво сидящего человека, обхватившего голову руками.
Пальцы зарылись в волосы цвета мокрого песка и такие гладкие, что казались нарисованными на лысине. Я сделал еще три шага. Его глаза, наверное, увидели, как движутся мои туфли. Он поднял голову и взглянул на меня. Глубоко посаженные бесцветные глаза на пергаментном лице. Он опустил руки на стол, отклонился назад и посмотрел на меня безо всякого выражения.
Затем его руки разошлись в беспомощном, но осуждающем жесте и одна из них была очень близка к краю стола.
Я подошел еще на два шага и показал ему дубинку. Его указательный и безымянный пальцы продолжали двигаться к краю стола.
— Звонок, — как можно убедительнее произнес я, — ничем вам не поможет. Я положил вашего крутого парня поспать.
Его глаза стали сонными.
— Вы очень больны, сэр. Очень, очень больны. Вам еще не стоило вставать.
— Правая рука! — потребовал я и слегка ударил по ней дубинкой. Она свернулась, как раненая змея.
Я обошел стол, улыбаясь, хотя веселиться не было повода. У него в ящике стола, конечно же, есть пистолет. У них всегда в столах есть пистолеты, но они ими пользуются слишком поздно, если вообще успевают до них добраться.
Я достал его. 38-й автоматический, стандартная модель, похуже моего, но патроны подходили. В ящике я не нашел их, пришлось доставать из пистолета магазин. Человек немного пошевелился, глядя погрустневшими глазами.
— Может, на полу тоже есть кнопка? — спросил я. — Не стоит ее нажимать. Именно сейчас я безжалостен. Любой, кто войдет, выйдет уже в гробу.
— На полу нет кнопки, — с едва заметным иностранным акцентом откликнулся хозяин кабинета.
Я поменял обоймы в пистолетах. Моя пустая была теперь в его пистолете. И я не забыл вытащить патрон из патронника его пистолета, а в своем один патрон дослать в патронник. После этого я вернулся на другую сторону стола и положил на него теперь уже бесполезный его пистолет. Захлопнув дверь, повернул ручку замка и вернулся к столу. Сел на стул. Силы мои были на исходе.
— Виски! — потребовал я.
Он развел руками.
— Виски, — повторил я.
Он подошел к шкафчику с лекарствами и достал плоскую бутылку с зеленой эмблемой и стакан.
— Два стакана, — сказал я. — Я уже пробовал ваше виски.
Он принес два маленьких стакана и наполнил их.
— Сначала вы, — сказал я.
Он слабо улыбнулся и поднял стакан.
— За ваше здоровье, сэр, за его остатки, — он выпил. Я выпил следом и поставил бутылку возле себя, ожидая, когда тепло дойдет до моего сердца. Сердце начало сильно стучать. И снова в моей груди, а не повиснув на шнурке ботинка.
— Мне приснился кошмар, — сказал я. — Глупости. Мне приснилось, что меня привязали к койке, нашпиговали наркотиками и заперли в пустой комнате. Я очень ослаб. Я спал, ничего не ел. Я был очень болен. Меня огрели по голове и притащили туда, где описанное выше со мной проделали. Им это доставило много хлопот. А я не такая уж важная персона.
Он ничего не ответил. Он наблюдал за мной. В его глазах угадывалось раздумье. Ему, похоже, было интересно, сколько еще я проживу.
— Я проснулся в комнате, наполненной дымом, — продолжал я. — Это была, конечно, галлюцинация, раздражение зрительного нерва или как там у вас это называется. Вместо розовых змей я видел дым. Я заорал, и тут же вбежал крутой парень и пригрозил мне дубинкой. Мне потребовалось немало времени, чтобы подготовиться и отнять у него ее. Я взял у него ключи, надел свою одежду и забрал свои деньги. И вот я здесь. Исцелен. Что вы сказали?
— Я не сделал никакого замечания, — откликнулся он.
— Но я хочу, чтобы вы его сделали, — сказал я. — Вижу, язык чешется, так оно просится наружу. Эта штучка, — я потряс дубинкой, — хорошее средство убеждения. Я вынужден был одолжить ее у вашего парня.
— Пожалуйста, отдайте мне дубинку, — сказал он с обворожительной улыбкой палача, измеряющего рост своей жертвы в камере смертников. Немного дружеская, немного отеческая и немного любопытная одновременно. Вы бы полюбили эту улыбку, если бы у вас было достаточно времени до казни.
Я подержал дубинку на весу и уронил ее в его раскрытую ладонь.
— А теперь пистолет, — ласково сказал он. — Вы были очень больны, мистер Марло. Я вынужден настаивать, чтобы вы вернулись в кровать.
Я смотрел на него.
— Я — доктор Зондерборг, — сказал он, — и я не хочу никаких недоразумений.
Он положил дубинку на стол перед собой. У него была улыбка замороженной рыбы. Его длинные пальцы шевелились, как умирающие бабочки.
— Пистолет, пожалуйста, — еще ласковее сказал он. — Я настоятельно рекомендую…
— Который час, надзиратель?
Он немного удивился. Часы уже были на моем запястье, но они остановились.
— Почти полночь, а что?
— Какой день?