— Конечно же, воскресенье, мой дорогой сэр.
Я старался думать и держал пистолет так близко от доктора, что он мог бы попытаться схватить его.
— Прошло 48 часов. Не удивительно, что у меня были припадки. Кто привез меня сюда?
Он уставился на меня, и его левая рука начала подбираться к пистолету. Он, наверное, принадлежал к ассоциации блуждающих рук. Девочки могли бы с ним неплохо провести время.
— Не заставляйте меня сердиться, — проговорил я. — Не заставляйте меня утратить мои светские манеры и безупречный английский. Сейчас же расскажите, как я сюда попал.
Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А я отдернул руку и положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет.
Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко вздохнул, и брезгливая дрожь передернула его. Вкус виски ему не понравился. Наркоманам не нравится спиртное.
— Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, — резко сказал он. — Вас поместил сюда блюститель порядка.
— Блюститель порядка не сможет этого сделать.
Это его немного озадачило. Лоб наморщился. На желтоватом лице отразилась тяжелая умственная работа.
— Взболтайте и налейте еще, — посоветовал я. — Кто поместил меня сюда? Когда и зачем? Я очень зол сегодня. Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю неделю. Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется нежная музыка.
— У вас наркотическое отравление, — холодно сказал он. — Вы чуть не умерли. Я должен был три раза давать вам дигиталис. Вы дрались, вы кричали, вас надо было привязать, — его речь была такой быстрой, что, казалось, слова сами выскакивали изо рта. — Если вы покинете мою клинику в таком виде, у вас будут серьезные неприятности.
— Вы сказали, что вы, доктор. Доктор-медик?
— Конечно. Я — доктор Зондерборг, как я уже сказал.
— Вы не кричите и не деретесь, когда у вас наркотическое отравление, доктор. Вы просто лежите в коме. Проделайте еще и снимайте сливки, пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в ваше веселое заведение?
— Но…
— Никаких «но». Я сделаю из вас мокрую курицу, утоплю в бочке мальвазии. Или предпочитаете другой сорт? Впрочем, я бы сам отказался утопиться в вине. Шекспир знал толк в выпивке. Давайте примем еще лекарства, — я взял его стакан и налил еще парочку порций. — Вперед, Карлофф!
— Вас сюда поместила полиция.
— Какая полиция?
— Естественно, полиция Бэй Сити, — его беспокойные желтые пальцы вертели стакан. — Вы же в Бэй Сити.
— О, а у полицейского было имя?
— Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу вечером Галбрейт вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице в полубессознательном состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что вы — наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь.
— Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь?
Он развел беспокойными руками.
— Я говорил вам много раз, что вы были больны, да и сейчас еще не здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали.
— Тогда я должен вам заплатить.
— Конечно, — он пожал плечами. — Двести долларов.
Я немного отодвинулся вместе со стулом назад.
— Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги.
— Если вы уйдете отсюда, — резко заявил он, — вас сразу же арестуют.
Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него:
— Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф, не за то. Откройте стенной сейф!
Он быстро встал.
— Вы зашли слишком далеко.
— Вы не откроете его?
— Скорее всего, я не открою.
— А я держу пистолет в руке.
Он улыбнулся, слабо и печально.
— Ужасный большой сейф, — сказал я. — Новый, наверное. А это — прекрасный пистолет. Вы не откроете?
Ничего не изменилось в его лице.
— Черт возьми, — сказал я. — Когда у тебя в руке пистолет, то люди делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли?
Он улыбался. В его улыбке было садистское удовольствие. Я оперся о стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо.
Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот.
Я стоял, прислонившись к столу некоторое время, глядя ему в глаза. Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот.
— Пока, — сказал я. — Отдаю вас в более грязные руки, чем мои.
Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в цветнике, обнесенном белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался угловым. Холодная, безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия.
Табличка на углу говорила, что это Дескансо Стрит. Дома светились огнями. Сирен патрульных машин не слышно. На другом углу перекрестка табличка с надписью «Двадцать третья улица». Я пробрался на двадцать пятую и пошел в направлении к 800-м, номерам. Номер 819 — дом Энн Риордан. Мое убежище.
Я прошел уже довольно много, когда обнаружил, что все еще держу пистолет в руке. Сирен не было.
Я продолжал идти. Воздух приводил меня в чувство, но спиртное выветривалось, и мне становилось хуже. Вдоль улицы шли кирпичные дома, обсаженные елками, что более соответствовало Сиэтлу, нежели Калифорнии.