Прощай, невинность!

Софи не в состоянии была ни шевелиться, ни говорить, ни улыбаться. Она так крепко сжала кулаки, что ногти почти впились в ладони. Жак Дюран-Ру, невысокий, изящный человек лет примерно тридцати, всматривался в портрет Эдварда, получивший теперь название «Джентльмен в Ньюпорте». Дюран-Ру явился почти ровно в полдень, и это была первая представленная работа.

Рядом с Софи стоял Эдвард. Небрежно засунув руки в карманы, он внимательно наблюдал за молодым торговцем. Софи чувствовала, что Эдвард время от времени посматривает на нее, но не в силах была отвести взгляд от француза. Если бы она могла держаться так же холодно, так же спокойно, как Эдвард! Но в конце концов, ведь не его картины осматривает месье Жак, не Эдвард ждет приговора, это не его жизнь, не его душа…

Жак двинулся дальше. Портрет Эдварда он рассматривал очень долго, не меньше пяти минут. Скользнув взглядом по жанровой сценке, он быстро осмотрел натюрморт с цветами, чуть дольше задержался на портрете Лизы, потом обошел другие работы и остановился у портрета Джейка О'Нила. На него он потратил около минуты, а потом наконец обернулся. Он не улыбался.

Софи показалось, что она сейчас умрет. Она вцепилась в локоть Эдварда.

— Мадемуазель О'Нил! — с заметным акцентом начал Жак Дюран-Ру. — Вы по-настоящему талантливы…

Софи казалось, что она не удержится и разрыдается прямо сейчас, здесь, потому что дальше он скажет: «Но…» Однако торговец сказал другое:

— Я могу покупать только то, что рассчитываю продать. Как специалист скажу, что все ваши работы интересны. И я уверен, что наша галерея могла бы приобрести «Портрет Джейка О'Нила» и «Лизу».

Софи кивнула. Что ж, по крайней мере ему понравились эти два портрета, которые она писала с такой любовью. Софи твердила себе, что она совсем не собирается плакать, во всяком случае, на глазах у этого человека.

— И это все? — недоверчиво спросил Эдвард.

— Сцена у большого дома великолепна, и я ею искренне восхищен, но мои клиенты не покупают даже жанровых картин Милле, так что вряд ли их заинтересует работа мадемуазель. Очень жаль, но я не могу ее купить.

Софи тяжело сглотнула.

— А как насчет натюрморта с цветами? — поинтересовался Эдвард. — Это же просто фантастика!

— Согласен. Но мне его никогда не продать.

Софи нервно заморгала.

— Но вам он нравится? — настаивал Эдвард.

— Мне он очень нравится. Он необычен. Это сильная работа. Она напоминает мне Сезанна. Вы о нем слышали? Мы очень редко покупаем его картины. Их очень трудно, почти невозможно продать. Вообще говоря, натюрморты всегда тяжело продаются.

Желание расплакаться вдруг исчезло. Софи едва верила своим ушам.

— Я видела работу Сезанна, — негромко сказала она. — Всего однажды. Он очень, очень хорош!

— И вы тоже, — улыбаясь, сказал Жак. — Вы не должны впадать в уныние, мадемуазель. Возможно, вас утешит то, что Сезанна плохо покупают. А я бы хотел приобрести еще и портрет месье Деланца.

Софи на мгновение замерла, потом ее сердце подпрыгнуло и бешено застучало.

— Вы хотите?..

— Я не уверен, что смогу быстро его продать. Но у меня есть несколько постоянных покупателей, которых он, вполне возможно, заинтересует. Совершенно ясно, мадемуазель, что ваша сильная сторона — портретная живопись. Эта работа просто безупречна. Она поражает. Так что я ее покупаю, уж слишком она нравится мне самому.

Отчаяние Софи превратилось в безудержный восторг.

— Эдвард! Он возьмет твой портрет!

— Я слышал, — усмехнулся Эдвард.

— Видите ли, — весело сказал Жак, — я деловой человек. И для меня, поверьте, довольно необычно покупать так много работ неизвестной художницы. — Его карие глаза тепло смотрели на Софи.

— Вот как? — пискнула девушка.

— Oui, vraiment[3]. Если я говорю, что вы талантливы, и при этом покупаю сразу три ваши работы, то вы должны понимать — я отвечаю за каждое свое слово.

Софи подумала, что хорошо бы уцепиться за что-нибудь, чтобы не взлететь под потолок, подобно воздушному шарику. И она ухватилась за руку Эдварда.

— Я как раз начала новую работу, месье.

— Если мне удастся продать то, что я покупаю сейчас, то наша галерея приобретет и другие ваши работы, — сказал Жак, и Софи просияла. — Но позвольте вам дать совет… Если вы хотите продавать свои картины, мадемуазель, не пишите натюрмортов и жанровых сцен, просто потому, что на них очень трудно найти покупателя. Занимайтесь портретной живописью.

Софи восторженно кивнула:

— Новая работа будет в том же стиле, что и «Джентльмен в Ньюпорте».

— Отлично, — кивнул Жак. — А теперь — к делу?

Софи затаила дыхание, когда Жак достал из внутреннего кармана бумажник и вынул оттуда пачку банкнот.

— Я готов предложить вам двести долларов, — сказал он. — За три портрета.

— Двести долларов! — эхом повторила Софи. Конечно, это немного, но ведь Софи вообще не верила, что ей когда-либо удастся продать хоть одну из своих работ, и она была до дрожи взволнована предстоящей сделкой.

Но Эдвард шагнул вперед, не позволив Софи взять деньги.

— Извините, — вмешался он, сухо улыбаясь, — но двести долларов — это совершенно неприемлемо.

— Эдвард! — испугалась Софи. Жак вскинул голову: