Прощай, нищета!

Историки обычно считают эпоху с 1347 по 1660-е годы периодом, когда Европа сильно пострадала от чумы. Но если придерживаться мальтузианской логики, то мы поймем, что чума была не суровым наказанием, которое мстительный Бог Ветхого завета обрушил на грешную Европу, а всего лишь легким укором милосердного божества в стиле нью-эйдж. Мы уже видели, что чума, повышая уровень смертности при данном материальном уровне жизни, в эти годы повысила уровень жизни по всей Европе. Поскольку уровень рождаемости был функцией от дохода, в чумные годы он должен был повыситься вместе с повышением дохода, тем самым снижая ожидаемую продолжительность жизни.

Однако из табл. 5.3 следует, что снижение ожидаемой продолжительности жизни у взрослых после прихода чумы носило весьма скромный характер. Ожидаемая продолжительность жизни у 20-летних арендаторов и монахов в чумные годы была не меньше, чем у арендаторов до появления чумы. После первой вспышки чума обеспечила европейцам резкое возрастание материального уровня жизни, достигнутое за счет небольшого сокращения средней продолжительности жизни. В мальтузианском мире небесные дары принимают поразительную форму!

СМЕРТНОСТЬ В ГОЛЛАНДИИ И АНГЛИИ

Чумой объясняется высокий доход многих европейских обществ в средневековый период. Постепенное исчезновение чумы из Европы вследствие того, что передача этой болезни не могла происходить при отсутствии достаточно крупных крысиных популяций, обитающих рядом с человеком, вероятно, было обусловлено повышением гигиенических стандартов в Европе в течение XVII века. В результате во многих европейских обществах, естественно, произошло снижение дохода. Однако доход и в Англии, и в Нидерландах оставался высоким по сравнению с доходом большинства доиндустриальных обществ, особенно в Южной и Восточной Азии. В чем же заключалась причина относительного богатства Англии и Нидерландов в XVIII веке?

Существует мнение, что этим странам удалось вырваться из мальтузианской ловушки — и впервые это сделали Нидерланды около 1600 года[110]. Однако, несмотря на то что и в Англии, и в Нидерландах производительность экономики в XVII веке возрастала по доиндустриальным стандартам невиданно быстрыми темпами, их все равно не хватало для того, чтобы повысить доход существенно выше прожиточного минимума, поскольку численность населения по-прежнему была напрямую связана с доходом.

Так, на рис. 5.5 изображена зависимость реальной заработной платы в Нидерландах от численности населения по десятилетиям с 1500-х по 1810-е годы. В начале XVI века Нидерланды, как и вся Европа, вследствие повсеместного роста населения испытали снижение реальной заработной платы. Однако с 1570-х по 1670-е годы голландцы сумели увеличить свои производственные возможности, благодаря чему рост населения сопровождался ростом реальной заработной платы. Тем не менее за периодом повышения экономической эффективности, приходящимся на 1570-1670-е годы, — так называемый золотой век Голландии — последовал период технологической стагнации, характерной для мальтузианских экономик, который продолжался до 1810-х годов. В течение этого 140-летнего застоя, которого более чем хватило для того, чтобы численность населения пришла в соответствие с прожиточным минимумом, реальная заработная плата в Нидерландах оставалась по доиндустриальным стандартам высокой (см. рис. 3.2 и табл.3.4).

РИС. 5.5. Реальная заработная плата и численность населения в Нидерландах, 1500-1810-е годы

Высокий уровень реальной заработной платы в Голландии, по-видимому, был обусловлен плохим состоянием здоровья, воздействие которого проявлялось двояко. Во-первых, с учетом того как в Англии доход был связан с общей фертильностью, фертильность в Голландии оставалась удивительно невысокой, несмотря на высокий уровень заработной платы. Можно было бы ожидать, что следствием хороших заработков будет переизбыток детей у голландцев, но этого не произошло. Несмотря на высокий реальный уровень жизни, уровень фертильности в Голландии, по-видимому, был не более высоким, чем в Восточной Азии. Во-вторых, высокий уровень заработной платы в Нидерландах вопреки ожиданиям отнюдь не снижал уровня смертности.

В Англии, где повышение экономической эффективности в 1700-1790-х годах было незначительным или нулевым, сохранение относительно высокого уровня реальной заработной платы опять же было обусловлено необычно низкой фертильностью и высокой смертностью.