Прощай, оружие!

Майор улыбнулся. Мы в это время ели жаркое.

– Я никогда не критикую святых после захода солнца, – сказал я. Священник поднял глаза от тарелки и улыбнулся мне.

– Ну вот, теперь и он за священника, – сказал Ринальди. – Где все добрые старые зубоскалы? Где Кавальканти? Где Брунди? Где Чезаре? Что ж, так мне и дразнить этого несчастного священника одному, без всякой поддержки?

– Он хороший священник, – сказал майор.

– Он хороший священник, – сказал Ринальди. – Но все-таки священник. Я стараюсь, чтоб в столовой все было, как в прежние времена. Я хочу доставить удовольствие Федерико. Ну вас к черту, священник!

Я заметил, что майор смотрит на него и видит, что он пьян. Его худое лицо было совсем белое. Волосы казались очень черными над белым лбом.

– Ничего, Ринальди, – сказал священник. – Ничего.

– Ну вас к черту! – сказал Ринальди. – Вообще все к черту! – он откинулся на спинку стула.

– Он много работал и переутомился, – сказал майор, обращаясь ко мне. Доев мясо, он корочкой подобрал с тарелки соус.

– Плевать я хотел на вас, – сказал Ринальди, обращаясь к столу. – И вообще все и всех к черту! – он вызывающе огляделся вокруг, глаза его были тусклы, лицо бледно.

– Ну, ладно, – сказал я. – Все и всех к черту!

– Нет, нет, – сказал Ринальди. – Так нельзя. Так нельзя. Говорят вам: так нельзя. Мрак и пустота, и больше ничего нет. Больше ничего нет, слышите? Ни черта. Я знаю это, когда не работаю.

Священник покачал головой. Вестовой убрал жаркое.

– Почему вы едите мясо? – обернулся Ринальди к священнику. – Разве вы не знаете, что сегодня пятница?

– Сегодня четверг, – сказал священник.

– Враки. Сегодня пятница. Вы едите тело Спасителя. Это божье мясо. Я знаю. Это дохлая австриячина. Вот что вы едите.

– Белое мясо – офицерское, – сказал я, вспоминая старую шутку.

Ринальди засмеялся. Он наполнил свой стакан.

– Не слушайте меня, – сказал он. – Я немного спятил.

– Вам бы нужно поехать в отпуск, – сказал священник.

Майор укоризненно покачал головой. Ринальди посмотрел на священника.

– По-вашему, мне нужно ехать в отпуск?

Майор укоризненно качал головой, глядя на священника. Ринальди тоже смотрел на священника.

– Как хотите, – сказал священник. – Если вам не хочется, то не надо.

– Ну вас к черту! – сказал Ринальди. – Они стараются от меня избавиться. Каждый вечер они стараются от меня избавиться. Я отбиваюсь, как могу. Что ж такого, если у меня {это}? {Это} у всех. Это у всего мира. Сначала, – он продолжал тоном лектора, – это только маленький прыщик. Потом мы замечаем сыпь на груди. Потом мы уже ничего не замечаем. Мы возлагаем все надежды на ртуть.

– Или сальварсан, – спокойно прервал его майор.

– Ртутный препарат, – сказал Ринальди. Он говорил теперь очень приподнятым тоном. – Я знаю кое-что получше. Добрый, славный священник, – сказал он, – у вас никогда не будет {этого}. А у бэби будет. Это авария на производстве. Это просто авария на производстве.

Вестовой подал десерт и кофе. На сладкое было что-то вроде хлебного пудинга с густой подливкой. Лампа коптила; черная копоть оседала на стекле.

– Дайте сюда свечи и уберите лампу, – сказал майор.

Вестовой принес две зажженные свечи, прилепленные к блюдцам, и взял лампу, задув ее по дороге. Ринальди успокоился. Он как будто совсем пришел в себя. Мы все разговаривали, а после кофе вышли в вестибюль.

– Ну, мне нужно в город, – сказал Ринальди. – Покойной ночи, священник.

– Покойной ночи, Ринальди, – сказал священник.

– Еще увидимся, Фреди, – сказал Ринальди.

– Да, – сказал я. – Приходите пораньше.

Он состроил гримасу и вышел. Майор стоял рядом с нами.

– Он переутомлен и очень издерган, – сказал он. – К тому же он решил, что у него сифилис. Не думаю, но возможно. Он лечится от сифилиса. Покойной ночи, Энрико. Вы на рассвете выедете?

– Да.

– Ну так до свидания, – сказал он. – Счастливый путь! Педуцци разбудит вас и поедет вместе с вами.

– До свидания.

– До свидания. Говорят, австрийцы собираются наступать, но я не думаю. Не хочу думать. Во всяком случае, это будет не здесь. Джино вам все расскажет. Телефонная связь теперь налажена.

– Я буду часто звонить.

– Непременно. Покойной ночи. Не давайте Ринальди так много пить.

– Постараюсь.

– Покойной ночи, священник.

– Покойной ночи.

Он ушел в свой кабинет.

Глава двадцать шестая

Я подошел к двери и выглянул на улицу. Дождь перестал, но был сильный туман.

– Может быть, посидим у меня в комнате? – предложил я священнику.

– Только я очень скоро должен идти.

– Все равно, пойдемте.

Мы поднялись по лестнице и вошли в мою комнату. Я прилег на постель Ринальди. Священник сел на койку, которую вестовой приготовил для меня. В комнате было темно.

– Как же вы себя все-таки чувствуете? – спросил он.

– Хорошо. Просто устал сегодня.

– Вот и я устал, хотя, казалось бы, не от чего.

– Как дела на войне?

– Мне кажется, война скоро кончится. Не знаю почему, но у меня такое чувство.

– Откуда оно у вас?

– Вы заметили, как изменился наш майор? Словно притих. Многие теперь так.

– Я и сам так, – сказал я.