Прощай, оружие!

Когда Кэтрин вернулась, все опять стало хорошо. Фергюсон внизу, сказала она. Она будет завтракать с нами.

– Я знала, что ты ничего не будешь иметь против, – сказала Кэтрин.

– Ничего, – сказал я.

– Что с тобой, милый?

– Не знаю.

– Я знаю. Тебе нечего делать. У тебя есть только я, а я ушла.

– Ты права.

– Прости меня, милый. Я знаю, это, наверно, ужасное чувство, когда вдруг совсем ничего не остается.

– У меня всегда жизнь была такой наполненной, – сказал я. – Теперь, если только тебя нет со мной, все пусто.

– Но я ведь буду с тобой. Я уходила только на два часа. Ты не можешь придумать, себе какое-нибудь занятие?

– Я ездил с барменом ловить рыбу.

– Хорошо было?

– Да.

– Не думай обо мне, когда меня нет.

– Так я всегда старался на фронте. Но там мне было что делать.

– Отелло в отставке, – поддразнила она.

– Отелло был негр, – сказал я. – А кроме того, я не ревнив. Я просто так люблю тебя, что для меня больше ничего не существует.

– А теперь будь паинькой и будь любезен с Фергюсон.

– Я всегда любезен с Фергюсон, пока она не начинает меня клясть.

– Будь любезен с ней. Подумай, ведь у нас есть так много, а у нее ничего нет.

– Не думаю, чтобы ей хотелось того, что есть у нас.

– Ничего ты не знаешь, милый, а еще умница.

– Я буду любезен с ней.

– Я в этом не сомневаюсь. Ты у меня хороший.

– Но она потом не останется?

– Нет. Я ее сплавлю.

– И мы вернемся сюда?

– Конечно. А как же иначе?

Мы спустились вниз, позавтракать с Фергюсон. На нее сильное впечатление произвел отель и великолепие ресторана. Мы хорошо позавтракали и выпили две бутылки капри. В ресторан вошел граф Греффи и поклонился нам. С ним была его племянница, которая немного напоминала мою бабушку. Я рассказал о нем Кэтрин и Фергюсон, и на Фергюсон мой рассказ произвел сильное впечатление. Отель был очень большой, и пышный, и пустой, но еда была вкусная, вино очень приятное, и в конце концов от вина всем стало очень хорошо. Кэтрин чувствовала себя как нельзя лучше. Она была счастлива. Фергюсон совсем развеселилась. Мне самому было очень хорошо. После завтрака Фергюсон вернулась в свой отель. Она хочет немного полежать после завтрака, сказала она.

К концу дня кто-то постучался к нам в дверь.

– Кто там?

– Граф Греффи спрашивает, не сыграете ли вы с ним на бильярде.

Я посмотрел на часы; я их снял, и они лежали под подушкой.

– Это нужно, милый? – шепнула Кэтрин.

– Пожалуй, придется пойти. – Часы показывали четверть пятого. Я сказал громко: – Передайте графу Греффи, что я буду в бильярдной в пять часов.

Без четверти пять я поцеловал на прощанье Кэтрин и пошел в ванную одеваться. Когда я завязывал галстук и смотрелся в зеркало, мне странно было видеть себя в штатском. Я подумал, что нужно будет купить еще сорочек и носков.

– Ты надолго уходишь? – спросила Кэтрин. Она была очень красива в постели. – Дай мне, пожалуйста, щетку.

Я смотрел, как она расчесывала волосы, наклонив голову так, чтобы вся масса волос свесилась на одну сторону. За окном уже было темно, и свет лампы над изголовьем постели ложился на ее волосы, и шею, и плечи. Я подошел и поцеловал ее, отведя ее руку со щеткой, и ее голова откинулась на подушку. Я поцеловал ее шею и плечи. У меня кружилась голова, так сильно я ее любил.

– Я не хочу уходить.

– И я не хочу, чтоб ты уходил.

– Ну, так я не пойду.

– Нет. Иди. Это ведь ненадолго, а потом ты вернешься.

– Мы пообедаем здесь, наверху.

– Иди и скорее возвращайся.

Я застал графа Греффи в бильярдной. Он упражнялся в различных ударах и казался очень хрупким в свете лампы, спускавшейся над бильярдом. На ломберном столике немного поодаль, в тени, стояло серебряное ведерко со льдом, откуда торчали горлышки и пробки двух бутылок шампанского. Граф Греффи выпрямился, когда я вошел в бильярдную, и пошел мне навстречу. Он протянул мне руку.

– Я очень рад видеть вас здесь. Вы так добры, что согласились прийти поиграть со мной.

– С вашей стороны очень любезно было меня пригласить.

– Как ваше здоровье? Я слыхал, вы были ранены на Изонцо. Надеюсь, вы теперь вполне оправились.

– Я совершенно здоров. Как ваше здоровье?

– О, я всегда здоров. Но я старею. Начинаю замечать признаки старости.

– Этому трудно поверить.

– Да. Вот вам пример. Мне теперь легче говорить по-итальянски, чем на другом языке. Я заставляю себя, но когда я устаю, мне все-таки легче говорить по-итальянски. Так что, по-видимому, я старею.

– Будем говорить по-итальянски. Я тоже немного устал.

– О, но ведь если вы устали, вам должно быть легче говорить по-английски.

– По-американски.

– Да. По-американски. Пожалуйста, говорите по-американски. Это такой очаровательный язык.

– Я почти не встречаюсь теперь с американцами.

– Вы, вероятно, очень скучаете без их общества. Всегда скучно без соотечественников, а в особенности без соотечественниц. Я это знаю по опыту. Что ж, сыграем, или вы слишком устали?

– Я не устал. Я сказал это так, в шутку. Какую вы мне дадите фору?

– Вы много играли это время?

– Совсем не играл.

– Вы играете очень хорошо. Десять очков?

– Вы мне льстите.

– Пятнадцать?

– Это было бы прекрасно, но вы меня все равно обыграете.