Прощай, предатель!

Правда, сейчас она причиняет скорее мучение и всегда приправлена горечью. Наверное, такое чувство испытывает при виде красивого яркого мухомора ребенок, которому только что объяснили, что этот ядовитый гриб есть нельзя. И вся эта красота — лишь ловушка.

А как быть с тем, что истинную натуру своего мужа я узнала только после его измены?

Вывод напрашивается только один.

Я люблю... безумно, отчаянно... мужчину, которого не существует в реальности! Выдумку свою люблю. Мифического верного рыцаря на белом коне! Того, который свою любовь просто и буднично подкрепляет делом.

Так что же получается... тот, кто стоит сейчас передо мной — это чужак в маске? И вся беда в том, что я его не знала по-настоящему никогда...

— Даш, что с тобой? — напряженно спрашивает этот чужак с любимыми синими глазами оттенка штормового моря. — Ты что-то вспомнила?

Не сводя с него пристального взгляда, я залпом допиваю давно остывший чай и шумно, судорожно сглатываю. А затем решительно бросаю:

— Я помню всë.

Надо признать, что мой ответ Князев принимает достойно.

Уж чего-чего, а умение держать любой удар с эффектной невозмутимостью у него не отнимешь. И единственная физическая реакция, которую мне удается подметить — это заигравшие желваки на слегка заросшей щетиной мужественной челюсти.

Пару мучительно долгих мгновений мы смотрим друг на друга... и мне кажется, будто мы не близкие люди, а противники. Непримиримые враги, поставившие на кон всë самое дорогое во имя победы. И ощущать подобное в отношении любимого мужчины — ужасно, просто ужасно. Это для меня не только неприятно, но и даже как-то... противоестественно.

Что же ты наделал с нами, Влад... что же... ты... наделал...

Наконец Князев прерывает затянувшееся молчание ровным голосом:

— Ясно. Значит, вспомнила... и судя по тому, как ты спокойно говоришь, это произошло не сегодня. И не только что.

— Я вспомнила еще в роддоме. Но не была готова это обсуждать.

— А сейчас, получается, готова, — утвердительно роняет он.

— И сейчас не готова, — честно отвечаю я, глядя исподлобья на посмурневшего мужа. — Мне от этого слишком погано. И больно. А еще я... — чуть медлю, пересиливая себя, чтобы вытащить наружу свой тайный страх, и договариваю: — ...боюсь. Очень.

— Чего ты боишься? — мрачно уточняет Князев.

— Не чего, а кого. Тебя я боюсь, Влад.

— Боишься... меня?! Что за... — грубовато-взвинченно начинает он и тут же обрывает себя. Молчит, переваривая. Впервые вижу у него такой ошарашенный взгляд, и от этого дурной внутренний страх становится слабее. Потому что мой властный авторитарный муж смотрит так, будто его внезапно дубиной по голове ахнули. — Блядь... приехали, называется! И чем я тебя так напугал, интересно? Я, конечно, сам по себе не подарок, Даш, признаю... но что-то не припоминаю, чтобы когда-нибудь давал тебе лично повод меня бояться!

— Я объясню, — стягиваю края теплого пледа на груди плотнее, чтобы незаметно вытереть взмокшие от волнения ладони. — У нас настали тяжелые времена, Влад. Как оказалось, давно. А когда у людей тяжелые времена, то они часто проявляют себя с самой плохой стороны. Первый шаг ты уже сделал. Изменил мне и унизил в своем собственном офисе... можно сказать, на глазах сотрудников. А потом сказал, что не отпустишь. Значит, если я пойду против твоих желаний и захочу развестись, то ты перестанешь со мной миндальничать. Возможно, начнутся угрозы, шантаж, давление... то, что ты привык использовать, чтобы управлять другими людьми. И считаешь эффективным инструментом для получения желаемого. Я же не слепая и вижу, как ты обращаешься с теми, кто не подчиняется тебе и бесит этим. Ты, как альфа-самец, сразу рычишь, зубы показываешь. Разве мои страхи так уж и беспочвенны?

Однако вместо того, чтобы заверить меня в полной безопасности от своей тирании, как я надеялась, Князев из всего моего пламенного монолога выцепил только одно слово.

— Ты хочешь развестись?

— Допустим.

— Развода не будет! — отрезает он бескомпромиссно. Прежде, чем я успеваю возмутиться, в его кармане вибрирует мобильный, и муж рявкает в трубку: — Слушаю! Ну и..?

Пока он общается с кем-то, периодически скупо матерясь, я устало прислушиваюсь к разговору. Опять у него на работе проблемы. Только, кажется, не в головном офисе, а в филиале из другого города

— ...ладно, не паникуй, сегодня приеду, разберусь и с вашими аудиторами, и с хищениями. Не паникуй, я сказал! Три часа, и буду на месте. В обед примерно. Все, жди.

Он отключается и снова переводит на меня взгляд. Тяжелый и злой.

— Я должен уехать по делам. Возможно, придется задержаться. Пока не разгребу косяки своего зама с кадрами. Там крупные хищения и несостыковки в базе данных. Вернусь — обсудим твои страхи и мою... м-м... реабилитацию. И компенсацию. Не натворишь глупостей без меня?

Я угрюмо пожимаю плечами. Похоже, Князев считает, что отношения — это машина, которую можно починить, если где-то что-то поломал или потерял. Например — доверие. Ну-ну.

— Смотря что ты считаешь глупостью.