Прощай, принцесса

— И то верно. Хотя я уже далеко не тот мальчик на побегушках, я давно повзрослел, Тони. Стал более — как бы это сказать… более реалистично и трезво относиться к жизни, наверное.

— Когда мы познакомились, ты уже отслужил свои пять лет в государственной конторе и работал в мадридском епископате.

— Да, в самом деле мы познакомились позже, я вечно путаюсь в датах. Слушай, а что стало с твоим симпатичным приятелем… такой был похотливый тип… как же его… Нико Сепульведа, нет?!

— Нико, да… он был моей правой рукой в «Ночном патруле». Он сейчас в Майами, занимается частной охраной и другими подобными вещами.

— Вы ведь были близкими друзьями, правда?

— Ну да, мы действительно дружили.

— Мы тогда здорово пошлялись по разным барам Мадрида — помнишь, «Жемчужина» на улице Постас, «Голубой Дунай», «Гадитана» в переулке Кадис… Вот это были заведения, жаль, что сейчас их позакрывали. Я ждал, пока закончится дежурство «Ночного патруля», и мы вместе шли выпивать. Помнишь «Золотые пузырьки», этот бар с девочками? Благодаря вам я узнал про такие заведения, которые… я хочу сказать, в которые ни за что бы не попал просто так. Ты помнишь? А «Бодегас Ривас» на улице Ла-Пальма, а «Бар Хосе» на Акуэрдо?.. Черт возьми, Тони, какие были времена! А помнишь вашего друга — типа, которого вы кликали Юмбо? Вроде как он был отставным полицейским, да? Вечно носил форменную пилотку и, сколько я его знал, целыми днями сидел пьяный в том баре, в «Жемчужине».

— Он не был полицейским, Матос. Бывший информатор, с которым мы подружились в итоге. Он умер несколько лет назад, то есть его убили. Слушай, Матос, а в чем вообще дело? У нас сегодня вечер воспоминаний?

— Эх, Тони… Что с тобой, приятель? Мы сидим тут, пьем джин-тоник, ловим кайф. Вечно тебе надо все испортить, а?! Нам ведь всегда было хорошо вместе.

— Хватит болтать, скажи мне честно, что за тип этот Мануэль Эстрачан и какого черта он тут ошивался? Только не валяй дурака, Матос, уж я-то тебя знаю.

Адвокат сразу напрягся. Потом поднес к губам стакан и задумчиво сделал долгий глоток.

— Ладно, буду откровенен с тобой, Тони. Эстрачан служит в Сарсуэле,[9] в отделе безопасности.

— Он что — начальник канцелярии безопасности Королевского дома?

— Ну, начальник не начальник, этого я не знаю, но работает он в Сарсуэле. Что наводит на некоторые мысли, так? Доволен? Иногда ты меня просто зажимаешь в угол, честное слово, Тони.

— Не отрицаю этого. Я невыносим — готов признать, но меня оправдывает то, что в сущности я всего лишь усталый, скучный старик. И я не готов выносить что угодно и от кого угодно. В противном случае я бы сейчас работал в полиции и имел бы все основания претендовать на то, чтобы стать комиссаром. Но тогда ты бы уж точно мне не позвонил и мы бы с тобой не сидели сейчас здесь. Я доступно объясняю?

Матос взял с соседнего стула папку из черной кожи и, открыв ее, начал копаться в бумагах.

— Матос, ты знаком с материалами дела?

— Наизусть их знаю, Тони. А почему ты спрашиваешь?

— Это полное дерьмо. У них есть лишь дневник девчонки и сходство орудия убийства с пистолетом подозреваемого.

Адвокат уже почти с головой зарылся в папку, выуживая оттуда какие-то документы. Услышав последние слова, он поднял глаза и удивленно на меня посмотрел:

— Конечно, именно поэтому мы и выиграем дело! Знаешь, сколько пистолетов Макарова гуляет по Испании? Около четырехсот. И больше двух миллионов по всему миру. Это оружие производили еще в Советском Союзе, но оно оказалось очень надежным. Такой пистолет прослужит тебе всю жизнь. — Он потряс передо мной двумя скрепленными листами формата ин-фолио.[10] — Это дневник Лидии, Тони. Давай, взгляни. Мне очень интересно твое мнение.

Это были увеличенные фотокопии страничек ежедневника, исписанных с одной стороны черными чернилами аккуратным почерком с остроконечными буквами. Первая запись была сделана, судя по проставленной дате, пять лет назад.

— Лидия — дочь Элены Ортуньо. У тебя была с ней интрижка лет пять назад, когда ты ушел из полиции и нанялся в заведение Марухи. Помнишь ее?

— Да, я помню Элену. А эта Лидия очень похожа на свою мать, но ее я никогда не видел. И мать никогда не рассказывала мне о девчонке. Что за чушь там написана, Матос?

— Почитай сам, Тони.

Я пробежал строчки глазами: