Прощай, Рим!

— Они-то меня подобрали контуженного, без чувств. Когда я пришел в себя и открыл глаза, они спросили: «Комиссар?» — «Да, — ответил я, — комиссар…» Отпираться не было никакого смысла. Все документы при мне — в кармане, на петлицах шпалы, на рукаве звездочка. Услышав такое, офицер в черном кителе вытащил парабеллум и прицелился, но другой успел отвести его руку: «Не спеши! Не видишь, он не русский. Ярко выраженный восточный тип. А нам, как знаешь, приказано организовать легионы…» Так вот и оставили меня в живых. Это уже третий лагерь. И в каждом они ищут среди татар и башкир предателей. А я у них вроде бы за толмача.

— А вы?.. Вы-то что говорите своим землякам?

— Я так веду дело, что и немцы и наши остаются вполне довольными, только почему-то никто в этот легион не записывается. В Белоруссии, правда, объявился один охотник, но его в ту же ночь в уборной нашли. То ли кто расправился с ним, то ли он сам в петлю влез — фрицы так и не смогли дознаться… Пошли, вон Отто идет.

Продрогший до мозга костей, часовой ух как обрадовался смене — во всю прыть помчался в караульный домик. Когда за ним захлопнулась дверь, Мифтахов и Колесников подошли к Отто.

— Гуте нахт! — сказал Мифтахов.

— Мой друг, — сказал Леонид, указывая на Мифтахова. — Гут камрад. Хороший товарищ!

Отто понимающе улыбнулся, вглядываясь из-под очков в Мифтахова, который тем временем протянул ему обрывок газеты и спросил по-немецки:

— Нам принесли вот эту газету. Скажите, это настоящая наша «Правда» или фальшивая?

Отто опасливо огляделся по сторонам:

— Фальшивка! Подделка.

— А Москва? А Сталин?

— Сталин в Москве.

Все ясно, больше разговаривать не о чем. Отто вернул Мифтахову обрывок газеты и поплелся дальше.

— Спасибо, большое спасибо, товарищ! — горячо поблагодарил его Мифтахов.

— Пошли. Эту новость надо до каждого довести, — сказал Колесников.

— Не спеши. Для моего сердца самое целебное лекарство — свежий воздух. — От неожиданной радости и от свежего воздуха Мифтахову и впрямь стало много легче. Отпустило сердце, задышалось вольнее. — Может, меня днями переправят в другой лагерь, хочу кое-что сказать тебе. Извини, что на «ты» заговорил. Это я по-братски. Ты с первой встречи понравился мне, хотя и не могу объяснить, чем и почему.

Он помолчал, некоторое время подышал ритмично, как бы под счет: глубокий вдох и выдох, вдох и выдох.

— Товарищам мы про газету объясним, это дело несложное, — сказал Мифтахов раздумчиво, словно сам с собой разговаривал. — Разоблачение фальшивки немцев, без всякого сомнения, подымет настроение людям. Но важно бы научить их не только пассивному сопротивлению, но и активной борьбе с врагом.

— Как это понять? Что мы можем здесь делать?

— Даже там, где ничего нельзя поделать, все равно надо найти путь для борьбы. Понимаешь?

— В принципе — да, понимаю, а вот конкретно, в наших условиях — нет. Мы-то здесь брички да повозки ремонтируем. Если бы на военном заводе работали, имели дело с танками и самолетами…

— Ясно, — мягко остановил его комиссар. — На фронте даже один расшатавшийся или недостающий винтик может доставить кучу хлопот. Скажем, боеприпасы подвозят и, как на грех, на полдороге бричка сломалась. Скажем, на час или два вышла задержка с патронами. Ты же сам воевал и знаешь, что порой на фронте не только час или два, а пять — десять минут решают услех дела. Чуешь, куда я клоню?

— Понял. Незаметненько подпилить оси бричек и повозок.

— Правильно. Но действовать надо очень аккуратно. Поспешность и лихость приведут к массовым расстрелам. А нам каждого солдата положено беречь. И без того слишком много людей потеряли. Хоть в бога мы и не веруем, но будем помнить, что береженого бог бережет.

— Мы еще в Луге, в первом лагере, организовали было боевую дружину. Всего нас одиннадцать человек, — выложил Леонид свою последнюю тайну. — Но сделанного дела пока что нет.

— Что ж, дружина — это очень разумно. Вот для начала действуй со своими людьми, а потом потихоньку еще приглядишь надежных парней.

— Основная цель нашей дружины, товарищ Мифтахов, организовать побег, — сказал Леонид, решив, что следует быть откровенным до конца.

— До весны с побегом ничего не выйдет, это, наверное, вам и без меня известно, но до той поры сидеть сложа руки тоже не годится. В боевом уставе сказано, что наступление лучший способ обороны. Во-первых, своими действиями вы можете причинить пусть и не очень заметный, не ахти весомый, но ущерб врагу. Во-вторых, и это самое важное, сумеете поднять настроение и сохранить боевой дух пленных. Без этого и успешного побега не совершить. — Мифтахов тщательнее запахнул одеяло. — Не то пойдем, холодно стало…

Тем временем навстречу им вышел Ильгужа.

— Возвращайтесь по одному. Какой-то тип то и дело слезает с нар, все к печке жмется, вроде бы ищет, где потеплее. Но вижу, неспроста он — принюхивается.

— Спасибо, дружище, — шепнул Мифтахов и проскользнул в барак.

* * *