Прощай, Сколопендра!

Теперь главное было — не встретится с Миллерами. Народ шел на пляж, как на праздничный митинг; то есть — почти колоннами. Я решил сократить путь, проскочить мимо большого фонтана…и это была роковая ошибка! Здесь были заповедные пастбища Седой Дамы. И здесь она ловила прогульщиков… Бац! И горло мое стиснула ее знаменитая «удочка»: не то аркан, не то — нежный багор. Все, попался…Теперь оторваться от нее — почти невозможно! Сейчас затащит в душеспасительный уголок и станет доказывать, что я «пустил свою жизнь на самотек»…Затем она вспомнит про свои подлые брусья, сделавшие ее инвалидом (но не убившие в ней мечту о постоянном совершенствовании). Потом она станет говорить, какой Савраска — прекрасный тренер. У него, у Савраски, правильная доктрина: мужик, не умеющий плавать — должен сразу повеситься; а женщина — так та просто обязана: не по набережной с кавалером фордыбочить, а — в воду, в воду его, охламона! А потом уже можно и под ручку!..

Весь этот бред я уже слышал. Я молча глядел на ее быстро, как в мультике, суетившиеся губы, и думал (как и прошлый раз, и в позапрошлый…): неужто ей мало собственной неудачной судьбы?..

Две неудачные судьбы рядом — это не одна, состоявшаяся, а по-прежнему: две не сложившегося части целого. Для меня ее задор — вон тот надувной попугай, которого топит в фонтане счастливый малыш. В мире живых — это птица. Каждой птице положено летать. Эта птица не летает. Она сидит в клетке. Вы — поняли?..

— Суши весла, Кузнецов… Разговор есть.

И все-таки я рискнул!..

Выбросился из ее аркана — и рванулся в веселый ад погони Самое трудное тут — спецэффекты. Обманки разные… Прижавшись к левому краю, я гнал вниз к первому центральному пляжу: но тут выросли стеной курортники и их дети — и пришлось свернуть на Пушкина (кто знает, тот уже смеется: на Пушкина у нас — вся городская полиция). И я стал скромным и законопослушным «мальчиком на колесах». А как вы хотели? Смирение и ханжество — это самые глубокие норы, которые люди роют у всех на виду.

Я сделал круг — и затесался в аллею: узкую, душную, мохнатую от теней… И только тут вспомнил о своих стражах.

Они бежали дружно, справа и слева: как президентская охрана. И Седая Дама — ОТСТАЛА на своем «феррари». (Не детей же ей давить, в самом-то деле.)

И тут я застрял на светофоре! Вся хохма в том, что это был «детский» светофор, на детском мотодроме, — и моя преследовательница то же сидела — как гриб на поляне! не решаясь нарушить правила. Гаишник — толстый по должности малыш, важно руководил жезлом, давая проход многодетной семье.

И я прорвался свозь эту, узкую — как гусеница! аллею и с разгона чуть не таранил Леху.

Леха был на своей кляче: разболтанной «турке». И он спешил: он то же за кем-то гнался!

— Седую не видел? Не видел?..

Полный финиш! Она, эта прилипчивая баба, кому-то еще и нужна?

— Автогородок! — Бросил я через спину.

У старой Башни я «растолкал» моего пассажира; и даже помог ему перебраться на ближайший — в стене, уступчик. И он — не поверите! поковылял на свою явку, как раненый, но исполняющий долг разведчик.

Дворника я заметил издалека; незнакомой — бодрой походкой, он бежал мне навстречу, словно поджидал все утро. И вообще: был он не в затрапезном свитере, а в почти новой клетчатой рубашке и …в джинсах! Трезвый, побритый… омолодевший. На карнавал собирается?

— А-а, призрак! — Сказал он, заглядывая мне через плечо. — К нам — или проездом?

— К вам. Проездом…

— А эти — с тобой? Я их тогда не видел…

Мои стражи уже заняли стратегические позиции при въезде-выезде.

В его каморке было тесновато: «стол» (большой ящик из-под серьезного товара); диван — почти без «пролежней»; плед на диване — в хорошую крупную клетку, и даже «новая» шляпа: пристойный стетсон от загулявшего ковбоя. Франт!

Сразу видно: обжился…

Выставил на стол целую тарелку с целыми мандаринами…Ну да, дворник: все у них сейчас есть: разгар сезона!

Я протянул руку — и тут мы оба замерли. Огромный черный жук влетел в хибарку и прилокотнился на моем кресле.

Дворник сделал попытку стряхнуть его.

— Это — со мной!

— Ага. Понимаю. — Он даже не смутился.

Вот пройдоха!.. Алкаша бы я не испугался, а чистый трезвый гражданин — на этом посту! внушал опасения.

— Разговор — есть, а поговорить не с кем, и дворник подвинул мне мандарины.

— Знаете — у меня та же проблема.

А дальше он добавил такое (до икоты знакомое), что я …остался.

Господин рабушевался

Утром я проснулся от истошного вопля. Крик метался по двору, как пойманный, но — не укрощенный зверь. Еще и старушки галдели, создавая подфонок. В нечаянную секунду тишины вдруг втиснулся счастливый лай Тристана и следом — строгий глас его хозяина, обрывающий веселье. И снова — кошачий визг на весь двор, и рождение новых слов, недоступных пониманию соседей.

Я натянул одеяло на уши.

— Знаешь, Данька: а я по папке — скучаю, — призналась Машка. Случилось это накануне: мы смотрели в окно и ждали последний метеорный поток в этом году.