Прощай, Сколопендра!

— Вот мамка — другое дело. Ходит большими ногами, ко всему цепляется: то к мусору, то к единственной чашке в раковине… «У меня, Маша, в твоем возрасте было два платья: пока папа не подарил третье, на юбилей законного брака! Как я его берегла…показать? Это вон то, с рюшечками…»

Машка здорово имитирует Гренадера. Была бы она — старший брат, а не старшая сестра, — мы бы вообще не ссорились! Мы бы — находили компромисы. Это — как в воде: вот есть один спасательный круг, но с его поддержкой до берега могут доплыть двое.

Люди ссорятся, грызутся, рвут друг другу глотку: все, как у матери Природы…

Мы сами с Машкой вчера сцепились: все из-за Гошкиной невесты, покусившейся на последний родительский горшочек с геранью.

…Да что они там — взбесились. Что ли?

Я выглянул. Вся площадка заставлена коробками. Даже на лавочке, с краю — что-то длинное и свисающее. С другого края тулились три старушки (из самых устойчивых к скандалам и временным неудобствам). Сама Мелания Сидоровна в легендарном мужском пиджаке с не боевыми наградами, стояла поодаль, заламывая руки, хватая и без того ошалелого Буцая:

— Вы ведь любите животных, молодой человек? — И всем телом (подпрыгивая; делая «домашние», не всем понятные жесты) указывала на злополучное дупло, из которого доносилась шумовая картина сражения. «Помогите!», взывала она, бросаясь наперерез хмурым людям (со всеми их коробками, тюками и чемоданами). «ЕГО там — убивают! Вы слышите?..»

Вот ее — точно! никто не слышал.

Тогда она встала посреди площадки — и всплеснула полукрыльями мужнина пиджака (собираясь не то взлететь, не то восприять неведомую муку).

— Спасите Челюскина!

Она мешала; ее — отпихивали.

Она — сражалась:

— Кот… (Бросалась она наперерез очередному носильщику): — И вы глухой, как Герасим? Это же — Челюскин! Наш Челюскин…Его надо спасать!

— Посторонись!..Посторонись…

— Дасэр! — Рявкнули наконец сверху. — Опять отлыниваешь…Аврал!

Из дупла — внезапно! как поезд из туннеля, выпрыгнула морда Челюскина: поцарапанная, взъерошенная…Барс, дикий барс, защищающий свое логово!

Одним могучим прыжком это чудовище вспрыгнуло на ближайшую ветку. От счастья застонала внизу Мелания Сидоровна…Но — кот, злобно шевеля усами, не понял (или не принял!) распростертых рук, и — приземлился где-то за древней липой.

Следом показалась фуражка с крабом, а под ней — узкое лицо второго бойца: и то же в шрамах.

Заметно волнуясь, Мелания Сидоровна (с пиджаком наперевес) двинулась в сторону благодетеля: готовая к изъявлению благодарности.

— Котика вам жалко? — Сурово и печально вопрошал Белый Господин.

— Ну у… — В замешательстве согласилась соседка. — Это же — кот!

Из окна было хорошо видно, как ББГ легко загнал старушку в тупичок между дверью и лавкой.

— А людей, значит, не жалко, общественность ты наша?..

Мелания Сидоровна с достоинством открестилась от страшного обвинения: «Это вы — о чем?»

— А кто меня сдал полиции нравов, совесть народная…Щас сама уползешь в то дупло!

И он — одним махом! выдрал из пиджака ее покойного супруга круглый, блестящий, ухоженный значок ветерана труда.

— Это — трофей. — Доверительно пояснил он притихшей площадке. — После карнавала — верну! Сам принесу и… понесу: на алой подушке. Впереди процессии. Лады?

— Позвольте заметить: вы — хам! — Отступая к дверям, не сдавалась Мелания Сидоровна. — Вы — недостойны нашего дома.

— Свидетели оскорбления есть? — Воззвал ББГ. — Все слышали?

Он не нашел лучше места, чем — опереться о мой подоконник.

И тут, как холостые патроны! захлопнулись наглухо все форточки в нашем доме…

А в моих ушах зазвучал…призыв к битве: «Бей прямо в жужальце. Я — нападаю с тыла!»

…Это жалкое, ковыляющее на трех передних, насекомое, — оно рвалось в бой!

— Да нас просто размажут, Гошка!

«Тогда — закрой окно, жалкий червяк!»

Да я и сам хотел закрыть эти чертовы рамы. Я бы давно их притер, запер, замуровал…если бы не это: большая белая ладонь на моем «космическом пульте»; доброе, даже участливое лицо. Он протянул руку — и осторожно погладил меня по голове. И тут же как-то весь втянулся в комнату по плечи.

— Дрожишь, чудило…А сеструшка — пеструшка где?

«Скажи: «в норке!»

— В норке! — сказал я.

Он рассмеялся: беззвучно, одними глазами.

— На кухне она, слышу. — Повел он ухом. — Хозяйственная…Не завтракал?

— Не завтракал… Переезжаете?

— Тесно тут у вас, тесно и склочно, — пожаловался оккупант. — А чего сестрица по батарее стучит? Защитника с цербером ждете?

Он опять протянул свою лапу — и, зацепив подлокотник, притиснул коляску глубоко к окну.

— А что — побледнел, герой? Кончилась красивая сказка?

— Вам не стыдно? Оставьте его в покое.

(Это — Машка. Сидела бы уж лучше на кухне.)

— А вот и пеструшка! — Обрадовался Господин. — Подойди, Красная Шапочка, поближе…Я тебя не съем. Пока.

— Отпустите сначала!

— Вот. Уже отпустил. Придешь на «Бизон»?

— Что я там забыла?

— Обратишься к бич-менеджеру Жоржу, — предложил он вполне здраво. — Делаем развлекательную программу…О-о, это и будет гвоздь сезона. Все девочки мечтают о короне!

Гошка, казалось, просто впился в мой затылок: «Ты готов драться?»